Больше рецензий
13 мая 2012 г. 21:54
78
5
РецензияПоследняя книга, которая меня настолько впечатлила, пожалуй, была «Плаха» Чингиза Айтматова. Это, разумеется, совсем разные произведения по многим параметрам, и тут даже речи не идет о сравнении, однако, для себя я отношу их к одной категории – жизненно важные. После прочтения подобных книг как будто обретаешь еще одну частицу себя. Такое редко случается в гигантском потоке литературы, особенно современной, классификацией которой я сейчас заниматься не буду, однако, приведу подходящую, на мой взгляд, аналогию.
Есть книги-фастфуды, книги-десерты, даже книги домашнего приготовления. А есть книги, напоминающие ужин в дорогом ресторане. Европейском – с внимательными официантами, выдержанными винами и изысканными блюдами. Или восточном – с двадцатью «side dishes».
«Чародейка» поразительно изысканна и утонченна. Нетороплива и многозначна.
Сперва кажется, что книга полна противоречий и оксюморона. Одна только обложка поначалу вызывает некоторое непонимание – причем там Флоренция, если нам показывают индусов? :)
Однако Рушди на удивление гармонично сочетает в своем романе два совершенно разных мира – один показывает процветающую Европу, другой – волшебство восточных сказок. А между ними – приключения на пиратском корабле, путешествия, сражения, сказки и легенды, а также много любви – не пошлой, а исключительной.
Еще более интересно наблюдать, как автор вплетает в повествование вполне себе реальные исторические события и реальных людей – великого могола Акбара, Америго Веспуччи, многочисленных Медичи…
Во время прочтения книги и особенно после ее окончания возникает ощущение déjà vu и смежные с ним. Мало того, что «где-то я это уже видел и слышал», так еще и – я же это придумал!
Как говорится, «и да сгинут все те люди, которые придумывают наши мысли раньше нас» :)
Я уже сбилась со счета в исчислении приставок «пост» перед «модернизмом», но однозначно можно сказать то, что было ясно давно – сегодня уже невозможно написать текст, который не будет отсылкой к какому-либо тексту, написанному ранее, и не будет иметь принципиально новый фундамент.
Но при этом роман не состоит только из сочетания хорошо зарекомендовавших себя штампов, а являет собой цельную историю, хотя Рушди сам признавался, что некоторые аналогии и даже чуть ли не дословные сюжеты в романе приведены намеренно.
Например, сразу бросается в глаза эпизод – явная отсылка к «Парфюмеру» Зюскинда, когда женщина из публичного дома готовит одному из главных героев духи, аромат которых очаровывает всех встречных ему людей.
«— Прежде чем тебя допустят до императора, тебе придется задабривать многих, — предупредила она. — Поэтому аромат для Его Величества я запрячу поглубже, под те запахи, которыми тебе придется охмурять стражу и прочих. В присутствии императора все они улетучатся, останется лишь самый главный».
Или другие эпизоды с весьма расхожим и до боли знакомым в литературе сюжетными линиями. Могол Акбар, который выдумал себе жену и воплотил ее в реальном мире…
«Он выдумал ее, как одинокие дети придумывают себе друзей, и, несмотря на наличие множества вполне реальных, хотя и бесшумно скользящих жен, склонен был считать привидениями именно этих, реальной же для него стала она, несуществующая. Он даже дал ей имя — Джодха, и ни одна живая душа не смела оспорить ее существование. В тиши женских покоев, в шелковых лабиринтах дворца ее влияние и власть крепли день ото дня. Тансен слагал в честь нее песни, в галерее искусств ее красота была запечатлена кистью живописцев и воспета в стихах поэтов».
«Она бродила по дворцовым покоям в полном одиночестве. Ею была тень, мелькнувшая сквозь узорчатую каменную решетку окна; ею был подхваченный ветром край одежды… По ночам она стояла в маленькой башенке на крыше главного дворца, Панч-Махала, и всматривалась в даль, в ожидании того, кто дал ей жизнь».
…и художник, который, нарисовав картину, сбежал в нее к своей возлюбленной.
«Дешвант сам создал этот мир, и мир этот взял его себе. Дешвант совершил некий акт, казалось бы невозможный, прямо противоположный тому, который совершил император, вдохнув жизнь в возлюбленную из своих грез: вместо того чтобы воплотить изображение в жизнь, Дешвант, движимый любовью, обратил себя в изображенный персонаж. Акбар понял: если грань между реальным и воображаемым можно пересечь в одном направлении, то возможен и обратный переход — мечтатель может превратить себя в мечту».
«Флорентийскую чародейку» большинство рецензентов относят к магическому реализму и плутовскому роману, и даже к жанровому гибриду – так называемому магическому историзму, что лишь подтверждает факт нешаблонности романа.
Также на протяжении книги создается впечатление, что вы собираете паззл из кусочков, которые, мало того, что все разного размера и формы, так еще и явно из разных картин. Но, как только дочитываете последнее предложение, – все становится на свои места и приобретает долгожданный, хоть и опять же неоднозначный смысл.
Финал, точнее, его как таковое отсутствие можно трактовать по-разному, но что в нем и во всем романе определенно хорошо, так это свобода мысли, которую Рушди не только не пытается втиснуть в рамки стереотипов, но и всячески способствует тому, чтобы его читатель продолжал мыслить самостоятельно.
В заключение же хочется привести еще одну цитату, к смыслу которой мы неизбежно возвращаемся на протяжении всей книги :)
«Колдовство совсем не обязательно осуществляется посредством таинственных снадобий, известных настоек или магических побрякушек. С помощью хорошо подвешенного языка можно добиться не меньшего эффекта».
