4 Дыхание бесконечности

Если бы не Дина Рубина и ее дождливый Прованс, не было бы этого мимолётного знакомства с Винсентом, который был спутником в прохладном весеннем путешествии по Франции и составил компанию уже мне, в самом начале осени, ещё теплой солнечной, но уже грустно слезящейся расставанием.
А, возможно, все это отзвук прощального: "Не плачь...Тоска все равно остаётся..."

Пристальный взгляд с обложки и голос, звучащий со страниц - спокойный вдумчивый неторопливый разговор с братом...или, скорее, монолог с собой и жизнью. Скользящий взгляд по натуре и рука, дрогнувшая навстречу палитре. Мысли, перенесенные на бумагу, как хроника дней, ночей, лет.
Как это быть гением? Признанным или нет - это уже другой вопрос. Талант требующий отречения, эгоизма, поиска. Сокровенно, болезненно, но лишь о себе. С благодарностью, неуверенностью, любовью.
С надеждой на понимание и поддержку. Поддержку скорее материальную, но с осознанием неловкости и неразрывности внутренней связи.

Одиночество и несовершенство. Все ли гении обречены на это... Когда ростки таланта отнимают живое и жизненное. Мог ли он быть другим? Стоили ли эти самые "Звёздные ночи", "Цветущие ирисы", "Ночные кафе" и "Подсолнухи" безумия и конечного пункта психиатрической лечебницы. Крик в замкнутом пространстве в обмен на будущее бессмертие.
Бедолага Тео. Как же страшно и неотвратимо, от письма к письму, вчитываться в мысли и метания. Отрывать от семьи средства и тревожно поддерживать тонкую нить, связывающую с братом. Всегда. Вечно. И даже после смерти.
Что поделаешь! Живопись такая штука, которая выматывает человека..., что справедливо и по отношению к близким.

Здоровье, разум, жизнь. Цена за предназначение, цель, мечту. Романтичные отношения, обречённые изначально, единственные изношенные штаны, родители и самобичевание. Каждодневное желание пробиться через невидимую железную стену, которая стоит между тем, что ты чувствуешь, и тем, что ты умеешь.
Талантливый даже в письмах. Метких, поэтичных, меланхоличных, трагичных.