5

Когда едва открыла книгу, была уверена, что прочту о трагедии одного человека, жестоко наказанного за преступление, которого не совершал. Но я ошиблась. Перед читателем трагедия целого общества, развратного и уверенного в собственной безнаказанности, раскаивающегося в проступке только перед ликом смерти, да и то не всегда.

Олд Спарки никогда не сжигал того, что таилось внутри. Зло освобождалось, набрасывалось на кого-то другого, и мы снова убивали эти телесные оболочки, в которых и жизни-то нет.

А внутри этого общества рассказчик и главный герой. Пол - сорокалетний тюремный надзиратель, отличный от остальных прежде всего человечностью. Редкое качество для работника смертного блока, через которого проходит такой конвейер живых трупов, что впору сойти с ума или ожесточиться. С Полом не произошло ни того, ни другого. Он прожил достойную жизнь. Немалую роль в этом сыграло его окружение. Харри, Брут, Дин - каждый по-своему уникальны, а Дженис и Элен очень красивы и очень добры. Идеальные спутницы жизни. Особенно Дженис. Ох, милая, тихая, светлая Дженис. Знала бы ты, какую исключительную роль припас для тебя автор. Ведь именно в твои уста он вложил жестокие, но верные, слова, которые крутились на языке каждого читателя в бессильной злобе от всего происходящего, в порыве выплеснуться истеричным криком, пока наконец ни нашли успокоения, обличенные в грамотную форму внутри сюжета.

— Вы хотите убить его, трусы? Прекрасно, одним негром на свете станет меньше, так? Утешайте себя этим.

Они должны были произнестись, иначе сила и порядочность героев лично встали бы в огромное сомнение. Но кто бы это сделал? Дин, со всем беспределом априори согласный, ибо у него семья, которую нужно кормить и ставить на ноги? Простоватый Брут, которому ничего подобного никогда не пришло бы в голову? Харри, что было бы нелогично, так как он с самого начала лишь безликий наблюдатель? Или Пол, слишком деликатный, чтобы встать в противовес закону и порядку? Дженис оказалась не просто удачной кандидатурой, ее в принципе придумали исключительно ради этих слов. Ради неуклюжей попытки спасения Коффи...

Джона Коффи. Как напиток, только пишется иначе! Можно мне молча упиваться страданиями из-за невозможности оставить его в живых? В книге нет места таким персонажам, а в жизни - людям. Они слишком другие. Слишком чистые, слишком невинные, слишком непорочные, чтобы существовать среди алчных, неразумных и жестоких нас. Как хорошо вопреки собственной наивности Джон понимал это.

Я сам хочу уйти, босс. Я так устал от боли, которую слышу и чувствую. Ее очень много.

Пол вцепился в эти слова, как в соломинку. Так старался в них верить, хотя сам содрогался от ужаса, задаваясь вопросом, разве так бывает? Разве можно хотеть умереть? И лишь пройдя длинную жизненную дорогу, в самом конце ее озаряется пониманием.

Мы все заслужили смерть, но иногда, Боже, Зеленая Миля бывает слишком длинной.