4 *бись, молись, люби

В этот раз я немного завышаю оценку, потому что у меня очень трогательные отношения с творчеством Пелевина. Я как минимум благодарна за то, что каждый год есть «день выхода книги», тебе есть что ждать, есть момент неописуемой радости от возможности читать «с пылу с жару» и понимания, что через десятилетия по этой книге можно будет восстановить день сегодняшний. А еще я обожаю его язык, вы только загляните в цитаты – смеяться и плакать.

Читать «Солнце» будучи тридцатилетней русской девушкой, наверное, так же волнительно, как читать «Философский камень», будучи одиннадцатилетним британским мальчиком в 97 году. Вот только вместо письма ждешь чек на почти три миллиона рублей на путешествия. Кому-то может показаться банальным перечисление жизненного опыта главной героини, ее актуальные для текущего времени претензии к миру, но я хочу отметить, что Пелевин в свои 57 лет понимает меня лучше, чем мои родители, бабушки и дедушки, коллеги и все те люди, которых я вижу каждый день (разве что кроме мужа, впрочем, он читает Пелевина). В 60 я перечитаю эту книгу и воскрешу свои тридцать. Я не считаю свою личность уникальной уже давно. Нас формирует общество, и раз всех вокруг я легко классифицирую и формирую по сходным группам, то и себя тоже включаю в список. Поэтому, когда я говорю, что Пелевин знает меня лучше меня (особенно после Фудзи и Снафа), я говорю не только про себя, но и про весь класс мне подобных девушек (конечно мы не клоны один в один, у меня с ГГ много разночтений, но их вижу я, а со стороны нас могут и попутать). Возможно, у Вас есть такая сестра, подруга, жена, дочь. Просто вы не вглядывались, или не с кем было группировать. В какой-то момент я думала, что есть признаки того, что книгу написала не женщина, но тут он упомянул гликемический индекс, эко тренды и посмеялся над вегетарианцами (к которым, если инфа еще актуальна, и сам относится) и все. Все на месте, как и должно быть.

Книга чем-то похожа на «Ешь, молись, люби», но нельзя отрицать тот факт, что американские социальные явления до Москвы доходят с десятилетним (+-) опозданием, а для провинции нужно накинуть еще лет пять-десять. Про «снежков» и миллениалов я бы и не поняла, если бы не смотрела сериал «Жирным шрифтом» и не слушала подкасты феминисток. Можно долго вглядываться в инстаграм и ютуб девушек блогеров наших дней, но вместить это в один линейный сюжет, чтобы все оставалось узнаваемым и таким как в реальности, при этом указать, что сами носители трендов и определений сами в этих трендах и определениях путаются, еще только учатся, а возможно и вовсе скоро их сменят – нужен талант.

Когда я танцевала с бубном вокруг выхода книги, меня спросили, что такого я нахожу в творчестве Пелевина? Для меня он хорош философией стороннего зрителя современности. Мало где в современной русской прозе вижу современную Россию. В данной книге есть все что нужно, повторюсь, в будущем по ней можно будет воскресить 2020 год. Еще я люблю его творчество за анимешно/азиатский/упоротый налет, который всегда присутствует. В этот раз он был совмещен с полюбившейся мне в последнее время античностью. Следить за Каракаллой мне было интереснее, чем за Сашей, потому что Сашину жизнь я проживаю каждый день, а Каракаллину (да простите меня за склонение), только когда читаю книги.

Если вас пугает 700 страниц, то это махинации со шрифтом. По ощущениям там меньше условных 500. Правда, кроме таких же 30-летних Саш как я, не знаю кому еще имеет смысл читать эту книгу.

Если говорить о читательском впечатлении, вначале было смешно и радостно, с середины вторично и очевидно. Финал свел к тому, что ожидала, но ощущение было: «Хотя бы так».

Если говорить о смысловом впечатлении, то поколения меняются, раньше основными героями российской действительности были герои «П» и «Чисел», теперь наше русскоязычное пространство покрыли Саши и герои «Фудзи». Пройдет еще десять-двадцать лет и снова вектор общества сменится, будет новое поколение, с новым мышлением. Но есть вещи вечные, которые нельзя купить (понравился укор про продажу просветления) и от которых почти невозможно избавиться. Они идут сквозь десятилетия, столетия, тысячелетия. Их можно увидеть у Толстого (который традиционно был помянут), у Гомера, у Чжуан-цзы. Это поиск смысла жизни и возможность познания реальности. Оценочные суждения этой реальности и попытки начать все сначала. Но какая бы не была эпоха, в какой социальной нише ты бы не оказался, у всех есть одна общая возможность – видеть мир таким, каким ты хочешь его видеть.

Эта книга не веселила меня как «Т» и «Фудзи», не будоражила как «СНАФ» и «Числа», но она тоже по-своему важна. Ведь она про меня, а про себя всегда интересно.