4 «Хорошо, что этот химик не занялся живописью: мы бы нашли в нем опасного соперника…» (Жером)

«В экспериментальной науке всегда неправ тот, кто перестает сомневаться в то время, когда факты еще не вынуждают его отказаться от своих сомнений…» (Пастер)
Луи Пастер учился у знаменитого химика, прославившего себя открытием элемента брома, профессора Балара. В лаборатории Пастер проводит все время и проводит процесс получения фосфора из пережженных и раздробленных костей. Очень быстро становится доцентом физических наук. После окончания Эколь Нормаль получает право преподавания в высших учебных заведениях. В 1847 году Пастер защитил две диссертации – по химии и по физике – на звание доктора наук. Казалось бы, умнейший человек. Но когда в 1848 году началась революция «а-ля майдан», то он поступает в Национальную гвардию и готов сражаться за дело республики. Но не очень долго. Опыты снова занимают его мысли, он пробует определить причину того, что раствор винной кислоты изменяет направление поляризованного луча вправо, а раствор виноградной оптически совершенно недеятелен. А дальше его целью становится обнаружить то, что другие почему-то не обнаружили. Так, повторяя опыты Митчерлиха, он обнаружил дополнительные грани на кристаллах солей винной кислоты. Если положить такой кристалл перед зеркалом, то отражение не будет наложимо на него, то есть отражение не будет совпадать. Открытие Пастера положило начало новой науке – стереохимии, химии в пространстве, учению о группировке атомов в молекуле и о законах, управляющих этой группировкой. Он начинает делать опыты для вызывания перемещения молекул, для делания их асимметричными. В университете он приучает своих студентов любить занятия в лабораториях. Предприниматели охотно позволяли ему посещать свои предприятия и не жалели денег на его опыты. Он испытывал удобрения, изучал их реакции на растения. Научил виноделов тому, как избавиться от порчи продукта их производства, показал им вредные тельца в микроскоп, которые не должны присутствовать при брожении. Пастер начинает изучать происхождение и развитие грибка. Через процесс возникновения и уничтожения грибка Пастер объясняет тайну жизни и смерти, тайну превращения органических веществ в минеральные. Наконец, он открывает пастеризацию: грибок не выносит температуры свыше 55 градусов. Брожение не идет дальше нужных границ. Для того, чтобы завершить свои работы по гниению и брожению ему понадобилось 13 лет. Да вот только, как это уже неоднократно описывалось в других книгах о знаменитых биологах, или химиках, главное не сделать открытие. Главное это его защитить. В то время химическая наука подчинялась Либиху, а медицинская – Вирхову. Пастер, который доказал ошибочность утверждения Либиха о том, что для брожения необходимо присутствие животной или растительной материи в состоянии разложения, оставался в «дураках» еще очень долго. Его открытие способствовало укреплению позиций Либиха потому, что тот, отказавшись от личного спора, начал штамповать брошюры, в которых отвергал «грибки господина Пастера». А потом Пастер начинает нападать на теории биолога Пуше. Химик против биолога! А вообще, все это напоминает запланированный кем-то спектакль, который будет длиться столько, сколько потребуется, сколько скажут. Еще со времен знаменитого швейцарца Парацельса так повелось. Один «мудрец» городит ахинею, а другие ее защищают или опровергают. Вездесущее разделение на два лагеря. Вот, например, теория самозарождения Парацельса чего только стоит! Он утверждал, что если взять «известную человеческую жидкость и оставить ее гнить сперва в запечатанной тыкве, а потом в лошадином желудке 40 дней», а потом подпитывать человеческой кровью и еще 40 недель хранить в теплом лошадином желудке, то появится настоящий живой ребенок! А ученик Парацельса Ван-Гельмонт вообще выводил (создавал) мышей из грязного белья. Вот вам и наука с научными опытами. Лондонское академическое общество спокойно соглашалось с тем, что живые существа могут самозарождаться из мясного бульона. Пастер начал бороться с этими светилами самозарождения, хотя какая тут борьба? Нормальному человеку и так все было ясно. Впрочем, и сам Пастер, доказывая неверность теории Пуше, мог ляпнуть, что зародыши нового организма могут появиться из ртути. «Я не сошел с ума и не хуже вас знаю, что ртуть – это последнее вещество, в котором может существовать жизнь. Но почему бы зародышам не находиться на поверхности ртути?» И начинается новый виток мировых споров, пыльцу с поверхности ртути собирают и помещают в дистиллированную воду и доказывают, что ничего не зародилось. А противники кричат, что в дистиллированной воде ничего не может развиться… И так далее, и так далее… В общем, книга про Пастера позволяет нам ознакомиться с десятками подобных научных споров, которые поделили науку на разные лагеря. И истины не найти. На основании этих открытий появляются новые церковные доктрины. Например о том, что все живое должно иметь своих родителей. Русские тут так же поучаствовали: Писарев поддерживал Пуше и критиковал идею зародышей Пастера. Пастеру пришлось изучать причины гибели тутовых шелкопрядов, привезенных из Китая во Францию для производства китайского шелка. Червей лечили наугад, даже поили водкой и абсентом. Самым печальным во всей этой истории было то, что пока Пастер занимался спасением шелкопрядов, его дети умирали один за другим. Три ребенка умерли. Последний – 12 летняя дочь умерла от тифа. Быть может и заключалась роль всех этих поисков зародышей в лошадиных желудках и бульонах именно в том, чтобы отвлекать от настоящих проблем? Например от лечения тифа? Химиков не хотели пускать в медицину и многие светила, как доктор Петер, даже требовали после их смерти написать на могиле: «Он воевал с химиками». Врачи сами распространяли среди больных гангрену и делали вид, что не понимают смысла дезинфекции. Хирурги, вместо того чтобы спасать людей, ускоряли их смерть. Пресловутый Либих опровергал даже теорию Пирогова о разложении вещества, и его мнение торжествовало! И это в то время, когда во время Крымской войны из Французской армии в 300 000 человек было убито 3,3 процента, а от ран погибло 27,6 %, то есть больше четверти всей армии. После ампутации оставалось в живых лишь восемь процентов. Французская Академия медицины не заставляла применять даже карболовую кислоту в госпиталях. Это напоминает «славную» борьбу французских трудящихся в 1871 году, на которую молились большевики, но результатом которой стал унизительный мир для Франции. Версальский договор отнял у Франции Эльзас и Лотарингию и 5 млн франков контрибуции. Так и Пастер «молился» на червей, но не хотел делать опыты с целью выявления возбудителей родильной горячки (стрептококка). Но брался за изучение сибирской язвы. Потом были попытки борьбы с куриной холерой, и с бешенством. Вроде бы получилась вакцина, но от самой вакцины дохли так же, как и от сибирской язвы. Ветеринары кричали и требовали прекратить массовое убийство. Немецкий врач, который пробовал лечить больных тифом путем погружения их в холодную воду и ему удавалось многих вылечить, стал причиной очередных пустых «научных» споров. Но самым примечательным было то, что понятие о прививках существовало уже с 1796 года, когда Эдуард Дженнер впервые в истории привил коровью оспу восьмилетнему ребенку. А сам фильтрующий вирус (вирус бешенства относится к фильтрующим) был открыт русским ботаником Д.И. Ивановским в 1892 году. Но слава победителя бешенства осталась тем не менее с Пастером. Сам Пастер сделал вакцину от бешенства путем долгих опытов с сушенным мозгом кролика. Ему привозили детей, и он их спасал прививками. Но когда Николай Федорович Гамалея из Одессы приехал к Пастеру и попросил научить его искусству делания прививок, то Пастер - как настоящий химик, а не врач – отказался помогать людям в далекой России. Он был готов помогать страждущим в Париже, но был против прививочных станций в России! Паломники из России к нему шли, но многие из привитых умирали. Гамалея говорил Пастеру, что этого можно было бы избежать, если прививочную станцию сделать в России. Потом Пастер таки согласился. А потом была холера. Вездесущий Мечников, этот фальшивый светоч русской науки, показательно глотает нечто, что он именует культурой холерных вибрионов, и не заболевает. Второй человек, который был спасен от бешенства Пастером, Жюпиль предложил себя Мечникову для эксперимента и … заболевает. Заболевает самой настоящей холерой. Единственным плюсом этой истории становится то, что Мечников перестает делать опыты на людях. А Пастер и его дело продолжает жить. Вот даже специальная Комиссия Академии наук СССР назвала его именем какой-то кратер на невидимой стороне Луны. Как же не увековечить имя человека, который отказывался делиться секретом своей вакцины с Россией. Ведь это нонсенс для любой колониальной страны… Аминь!