4

Да простит меня Дэвид Лодж, но на поле постмодернистских выкрутасов он супротив Джеймса Хайнса все равно что плотник супротив столяра. Классифицировать "Рассказ лектора" как campus novel - все равно что обозвать "Имя Розы" средневековым детективом, а "Парфюмера" - готическим романом. Причиной тому - роскошные концептуальные метафоры, профанирующие форму через содержание, а чтоб вы не подумали, что я выпендриваюсь, то вот вам доказательная база.
Конструктивная основа художественной реальности романа, ее организующее начало - метафора университета. Университет у Хайнса - не просто высшее учебное заведение, но, если угодно, микрокосм, цивилизационная модель с ярко выраженной иерархической структурой и весьма призрачными перспективами вертикальной социальной мобильности для "рабов". Эта жесткая иерархия сохраняется даже на таком, казалось бы, нонконформистском факультете, как филологический (где на обеденных семинарах обсуждается, на минуточку, лесбийский фаллос, а программное эссе декана называется "Нахрен свободную речь").
Философствующим элоям с постоянным контрактом нет дела до подвального царства Лидии Прозерпины, где академический пролетариат в три смены обтесывает твердые породы дерева первокурсников на предмет литературной композиции. Литературоведы и культурологи, яростно бичующие все возможные формы насилия в критических статьях, в быту предпочитают трусливо отмалчиваться, а то и сами беспощадно эксплуатируют подчиненных и близких (и воинственная феминистка Виктория Викторинис в этом отношении ничем не лучше альфа-самца Антонио Акулло). Эта зияющая пропасть между теорией и практикой распространяется и на новейшую научную методологию, где интерпретация текста обладает самостоятельной ценностью и вовсе не нуждается в предмете (см. эпизод с толкованием несуществующего фильма с Элвисом). Стеллажи читальных залов заполняются критическими работами, тогда как классическое наследие за ненадобностью плесневеет в подвальном книгохранилище, и только с его утратой (а книгохранилища в постмодернистских текстах горят с завидным постоянством) становится очевидно, что университет без библиотеки - не университет.
Впрочем, Хайнс не был бы постмодернистом, если бы симпатизировал какой-то из сторон; и консерваторы в романе ничуть не уступают в лицемерии и снобизме своим идейным оппонентам, на каждом шагу профанируя якобы святые для них идеалы "истины и красоты". Показателен в этом отношении диалог между деканом Акулло и профессором Мортоном Вейссманом (чье имя прозрачно намекает на причастность культуре Мертвых Белых Мужчин): виртуозное жонглирование цитатами из Шекспира мало-помалу перерастает в площадную брань самого низкого пошиба.
А наш герой, лектор Нельсон Гумбольдт? В его феноменальной памяти прочно осели тысячи текстов - и все же он не в силах применить книжное знание к собственной жизни, когда та оборачивается совершенно прозрачной аллюзией на классический сюжет (тут вам и доктор Джекил Стивенсона, и Рафаэль де Валантен Бальзака, и Петер Шлемиль Шамиссо). В чем причина? В бесполезности литературы как таковой?

Иногда он гадал, что им проку от его лекций. Поможет ли «Великий Гэтсби» выбить прибавку к жалованью? Облегчит ли «Грозовой перевал» бремя беспросветной работы?.. Много ли пользы этим людям от «Дэвида Копперфилда»? Много ли пользы от «Дэвида Копперфилда» кому бы то ни было? Много ли пользы от «Дэвида Копперфилда» ему самому?

И если у вас есть ответ на этот вопрос, не поленитесь черкнуть его в комменты. Постмодернизм постмодернизмом, но вдруг совпадем :)