3

Иногда задумаешься — земля под ногами прямо-таки битком набита наследием древних культур, а мы не только заставить говорить, а и увидеть-то их не можем. Каждая история о случайном и ошеломительном открытии радует, конечно, но и расстраивают тоже: здесь повезло, а сколько ещё останется навсегда сокрыто от нас? Строй каменные сооружения побольше да не скупись на пространные надписи на родном языке, и, может, через две-три тысячи лет о тебе ещё будут помнить — ну, или хотя бы делать странные, мрачные и извращённые догадки. Ну а если, как кельт, предпочитаешь тёплые деревянные дома и изустную передачу священных знаний — порастёт всё лесом, и останется и того меньше: записи каких-нибудь злокозненных соседей-римлян. Тени друидов - суровых, седых как лунь стариков с омелой в руках. Котлы для жертвоприношений. Искажённые временем до неузнаваемости названия рек и городов. Причудливые узоры и жутковатые легенды. Прекрасное и вдохновляющее, конечно, но одновременно - всего лишь шелуха вокруг жизни целого народа, полнокровной, цельной, со своими беспокойствами и устремлениями. Именно о ней и хочется узнать.

Вот автор и постаралась дать нам скупые, но достоверные, очищенные от плевел и романтических фантазий знания, перемежаемые, дабы не заскучать, шутками и прибаутками да многочисленными историями из собственного опыта. Где кельты жили, на каком языке говорили, что по себе оставили, что с ними сталось в Средневековье и какими они дожили до наших дней. Вроде всеобъемлюще - а чего-то мне не хватило. Во-первых, объёма: подробностей, разрастания темы вширь и вглубь, а то началась глава - и тут же кончилось, а про самое интересное было сказано мельком, дескать, ну, это мы слишком далеко отошли от темы, — аж обидно. Во-вторых, объёмности: завершённого некого портрета кельта — ясное дело, определённого времени, места, положения в обществе, но всё же...кем он был, этот человек, как выглядел, о чём мечтал, что знал об устройстве мира, во что верил? Как жил, как праздновал и грустил, что ел, что одевал, наконец, встав поутру со своего тюфяка? Чем он отличался от нас, этот какой-нибудь средней руки галл из третьего века до нашей эры? На эти вопросы я получила не самые исчерпывающие ответы.

Что зато греет душу — это последняя глава, зарисовки о современных кельтах, по большей части бретонцах, и их языках: лёгкие, любопытные, приправленные юмором и в тоже время, кажется, не слишком приукрашенные. Руины, раскопки и черепки, конечно, больше будоражат воображение, чем какие-нибудь современные ирландцы, заново постигающие язык прадедов, а узнать о последних всё равно было полезно и интересно.

Что ж, буду считать эту книгу обзорной по теме кельтов — несмотря на некую мою неудовлетворённость, место на книжной полке она заслужила. А я со временем доберусь и до других, навроде "Повседневной жизни...", — с теми вопросами, которыми я озадачена, с неё, наверное, и стоило начать.

И, конечно, нельзя не поделиться добрым и таким необычным для своего времени стихотворением ирландского монаха девятого века, о котором рассказано в книге. Несмотря на весьма скромный быт монахов той поры, картина представляется очень уютная.

С белым Пангуром моим
вместе в келье мы сидим
не докучно нам вдвоем:
всяк при деле при своем.
Я прилежен к чтению,
книжному учению;
Пангур иначе учен:
он мышами увлечен.
Видит он, сощуря глаз,
под стеной мышиный лаз;
взгляд мой видит в глубь строки:
бездны знаний глубоки.
Весел он, когда в прыжке
мышь настигнет в уголке;
весел я, как в сеть свою
суть премудру уловлю.
Кот привык — и я привык
враждовать с врагами книг;
всяк из нас своим путем:
он — охотой, я — письмом.