5 Наваждение

Обычная жизнь штабс-капитана Рябовича уныла и однообразна. Служба в артиллерийской бригаде полностью поглотила его. К тому же, по выражению Чехова лицо Рябовича, «рысьи бакены и очки как бы говорили: «Я самый робкий, самый скромный и самый бесцветный офицер во всей бригаде!» И вот с этим капитаном, абсолютно не заметном на фоне других офицеров, произошел конфуз.

В конце весны бригада остановилась на ночёвку в селе Местечки. Всех офицеров пригласил к себе на вечерний чай здешний помещик, генерал-лейтенант фон Раббек. После чая офицеры пошли в зал, где начались танцы. Рябович с другими не танцующими пошёл в бильярдную. Там ему быстро наскучило, и он решил вернуться в зал. По дороге Рябович заблудился, попал в какую-то тёмную комнату, где остановился в раздумье, куда дальше идти.

«В это время неожиданно для него послышались торопливые шаги и шуршанье платья, женский задыхающийся голос прошептал: "наконец-то!" и две мягкие, пахучие, несомненно женские руки охватили его шею; к его щеке прижалась теплая щека и одновременно раздался звук поцелуя. Но тотчас же целовавшая слегка вскрикнула и, как показалось Рябовичу, с отвращением отскочила от него».

Удивительно, но этот поцелуй перевернул все чувства Рябовича. Сначала его мучили стыд и страх, что все знают о произошедшем. Затем «он от головы до пят был полон нового, странного чувства, которое всё росло и росло...» Мне странно, что для возраста капитана Рябович раньше не испытывал подобные чувства. По словам Чехова ему «ни разу в жизни не приходилось обнимать талию порядочной женщины». Прямо катастрофа для офицера оставаться настолько изолированным от общения с приличными дамами. Следовательно, его опыт сводился к неприличным связям? Тогда понятно, что произошло с девственным сознанием штабс-капитана.

«Его шея, которую только что обхватывали мягкие пахучие руки, казалось ему, была вымазана маслом; на щеке около левого уса, куда поцеловала незнакомка, дрожал легкий, приятный холодок, как от мятных капель, и чем больше он тер это место, тем сильнее чувствовался этот холодок».

Всплеск чувственных эмоций от одного случайного поцелуя поверг Рябовича в шоковое состояние – «Ему захотелось плясать, говорить, бежать в сад, громко смеяться... Он совсем забыл, что он сутуловат и бесцветен, что у него рысьи бакены и "неопределенная наружность" (так однажды была названа его наружность в дамском разговоре, который он нечаянно подслушал)». Какой маленький толчок, сущий пустяк нужен был, чтобы разбудить в этом бесцветном мужчине бурю неизведанных ранее ощущений. Конечно же, Рябович понимал, что поцелуй предназначался кому-то другому, это была ошибка незнакомой женщины, которая приняла в темноте его за «своего героя».

Он стал мечтательно размышлять, разглядывая дам, стараясь представить, кто же из них это мог быть? Выбрав несколько наиболее понравившихся ему женщин, «он сделал в уме сложение, и у него получился образ девушки, целовавшей его, тот образ, которого он хотел, но никак не мог найти за столом...» И на протяжении всего вечера, даже, когда он вернулся обратно на квартиру «шея его всё еще, казалось ему, была вымазана маслом и около рта чувствовался холодок, как от мятных капель».

На утро от этого ощущения не осталось и следа. Но на протяжении трёх последующих летних месяцев его продолжало преследовать наваждение случайного поцелуя, приятные мысли не оставляли его, он «то закрывал глаза и видел себя с другою, совсем незнакомою девушкою с очень неопределенными чертами лица; мысленно он говорил, ласкал, склонялся к плечу, представлял себе войну и разлуку, потом встречу, ужин с женой, детей...»

Прошло лето, и бригада возвращалась через то же село. Рябович ожидал, что офицеров снова пригласят на чай к фон Раббеку. Но… Ничего не произошло. Тогда он сам отправился в усадьбу помещика. Там было тихо, «ни звука, ни огонька…» «Как глупо! Как глупо! – думал Рябович… - Как всё неумно!» Он смотрел на реку, вода бежала также как в мае. «К чему? Зачем?И весь мир, вся жизнь показались Рябовичу непонятной, бесцельной шуткой... А отведя глаза от воды и взглянув на небо, он опять вспомнил, как судьба в лице незнакомой женщины нечаянно обласкала его, вспомнил свои летние мечты и образы, и его жизнь показалась ему необыкновенно скудной, убогой и бесцветной...»

Так закончилось его наваждение.

Фраза – «Он захотел вообразить ее спящею. Открытое настежь окно спальни, зеленые ветки, заглядывающие в это окно, утреннюю свежесть, запах тополя, сирени и роз, кровать, стул и на нем платье, которое вчера шуршало, туфельки, часики на столе - всё это нарисовал он себе ясно и отчетливо, но черты лица, милая сонная улыбка, именно то, что важно и характерно, ускользало от его воображения, как ртуть из-под пальца».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 399