2.5 Комплекс чужой вины

Очень странная интенция у книги - осмысление чужой вины. Без сомнения, люди, побывавшие в Камбодже в 1978 году и написавшие отчеты, в которых описали то, что видели, по прошествии времени определенно могли чувствовать за собой вину: за то, что они написали, за то, чего они не видели и чего описать не могли. Это, на самом деле, очень глубокий и драматический вопрос: будучи уверенным, что пишешь правду, в дальнейшем обнаружить, что ты оказался орудием пропаганды в руках вампирского и отвратительного режима. Интересны вопросы и о том, могли ли эти несчастные (а то, что произошло со шведской делегацией - несчастье, поскольку в дальнейшем им всем пришлось с этим жить) подозревать о таком исходе событий; какими способами можно пережить подобную личную травму и какой способ окажется правильным; и т.д., и т.п.

Этика и моральные нормы в вопросах освещения политических режимов - тема чрезвычайно важная и сложная. Анализируя многочисленные источники, Фрёберг, в общем-то, даже не обозначая этого, все же приходит к выводу, что любые статьи и книги о Камбодже, выходившие в то время за ее пределами - пропаганда. Пропаганде служат все методы: намеренное искажение фактов, свидетельства очевидцев, попытка описать положение максимально объективно и не предвзято - любое высказывание обречено на то, чтобы стать пропагандой. Не должны ли чувствовать вину все люди, писавшие о камбоджийских событиях, вне зависимости от их личной позиции? Не является ли основанием для появления чувства вины сам тот факт, что почти все эти работы были написаны людьми, находящимися извне, наблюдающими за Камбоджей как за вольером с дикими животными?

Фрёберг в своем эссе (а по форме "Улыбка..." - это все-таки развернутое эссе, своеобразная медитация на тему кровавого террора и его освещения в мире) сам использует и свидетельства очевидцев, и анализ пропаганды тех лет, примешивая к этому всему собственные впечатления, детские воспоминания (вот это не совсем понятно зачем) и много чего еще. В целом, его работа отличается от текстов его коллег, посещавших Камбоджу в семидесятых только тем, что он располагает многочисленными свидетельствами и документами, которые проливают свет на истинное положение дел. На стороне Фрёберга находится самый важный союзник - время, которое успело пройти с тех времен и которое вскрыло некоторую долю исторической правды.

И вот тут возникает главное противоречие, с которым я столкнулся, читая "Улыбку Пол Пота..." - имеет ли право человек, смотрящий на события прошлого издалека, каким-либо образом ставить себя выше тех, кто по незнанию писал неправду? Просто иногда складывается четкое ощущение, что Фрёберг выступает в роли обвинителя не только и не столько режима Пота, сколько участников шведской делегации. Постоянные упоминания того, как эти люди отказывались давать интервью, только укрепляют в этом мнении. Как поступил бы сам автор, оказавшись на их месте? И как бы он осмыслял это спустя много лет? Думается, в написании подобного расследования стоит отказаться от даже косвенных выпадов в сторону тех, кто находился в неведении.

Чувство вины европейцев-леваков, восхвалявших "успехи" коммунистических режимов и не видевших или не замечавших всей той крови, которая сопутствовала этим успехам, во многом родственно вине бывших метрополий, рожденной колониальным прошлым (на эту тему европейцы создавали много произведений, см. в частности фильм "Скрытое" Михаэля Ханеке). Рефлексия над этим чувством вины - задача, бесспорно, важная, но то, как она достигается в книге Фрёберга, вызывает вопросы. С одной стороны, само освещение камбоджийского террора вызывает уважение. С другой - остается какое-то гадкое чувство от того, как автор с удовольствием исследует чувство вины тех людей, у которых не было и не могло быть той оптики, через которую может рассматривать эту трагедию он сам

P.S. А интересно, существуют ли в современной Камбодже люди, которые оправдывают режим Пола Пота так же, как некоторые наши соотечественники оправдывают режим Сталина? Вопрос, наверное, чисто риторический.

Я не хочу сказать, что разница в 2 250 000 человек несущественна. Но можно ли считать преступление менее тяжким, если погибло "всего" 750 тысяч человек?