3

Поджанр научной фантастики – это то, что мой ум не в состоянии переварить. Но я не оставляю попыток подружиться с ним, с мазохистским наслаждением давясь очередным кактусом. На этот раз мой выбор пал на роман-катастрофу японского автора. Поскольку азиатскую литературу нежно люблю (особенно близко́ мне именно извращённое мировоззрение островитян), расчёт был на то, что меланхоличная рефлексия и гротескно-откровенные мысли главного героя смягчат жанровые особенности.

Вот тут-то меня и ожидал подвох!..
Японцы вели себя не как японцы: постоянно смеялись, подкалывали друг друга и отличались чересчур выраженным оптимизмом, свойственным скорее каким-нибудь американцам или итальянцам. Главный герой практически не рефлексировал, а текст был максимально наполнен действиями и диалогами. Я оказалась настолько поражена несоответствием ожиданий и реальности, что не меньше часа потратила на поиски информации об авторе, поскольку была убеждена, что он вырос и жил долгое время за границей.

Первая часть: «Японская морская впадина» далась огромный трудом. Я продиралась сквозь нагромождения сложной терминологии и неинтересные мне диалоги. В некоторых местах приходилось перечитывать отдельные куски по два-три раза, поскольку мозг отказывался складывать слова в законченные предложения и хоть что-то усваивать, как, например, здесь:

– Короче говоря, пока кривую флексуры на дне Тихого океана удобнее считать продуктом миоценского горообразовательного процесса, – съязвил профессор. – А не хочешь поспорить? В будущем на островах Бонин и Марианских островах начнутся крупные горообразовательные процессы, в результате которых на этом месте возникнет гигантский архипелаг, а Филиппинский морской бассейн превратится во внутреннее море.

В этом же моменте мне показалось, что автор как-то плавно эмигрировал из художественной литературы в конспектирование лекций по физике:

Пикар же мечтал о «подводном стратостате», который, освободившись от тяжелой привязи, свободно погружался бы в морскую глубину, маневрируя и поднимаясь на поверхность воды благодаря балласту. А что же подводная лодка? Для этого у нее недостает жесткости корпуса. Этот пустотелый челнок на большой глубине, где давление составляет тонну на квадратный сантиметр, превратится в тончайшую лепешку. Даже пробка на больших глубинах спрессовывается до гранитной твердости и камнем идет ко дну. А если повысить жесткость корпуса? Неизбежно увеличится вес, и плавучесть лодки окажется недостаточной. А если попытаться увеличить плавучесть подводной лодки с помощью вспомогательного поплавка? Огромный поплавок не сможет противостоять огромному давлению. А если не делать поплавок герметическим, открыть в него доступ воде? Давление на внутренние и внешние стенки поплавка, конечно, сбалансируется, но в то же время объем воздуха, не изолированного от воды, сожмется под давлением в несколько сот раз, как в несколько сот раз сократится и плавучесть. Ведь воздушный шар под водой после определенной глубины тонет так же, как камень.

С одной стороны, как бы не сложно поискать информацию про тектонические изменения, сейсмические эпицентры, геомагнитные пояса и прочие умные слова, но с другой – совершенно не хочется этого делать, поскольку банально неинтересно. Подобные знания в целом не входят в круг моих интересов.
И проблема скорее заключается не в сложности терминологии, а в её изобилии. Крайне сложно заставить себя сконцентрироваться на огромных абзацах диалогов и мыслей, растянутых на десятки страниц, где разжевываются те или иные природные явления. Наверняка для фанатов фантастики как раз дотошность автора в научной составляющей (неспроста на «Гибель Дракона» Саке Комацу потратил девять лет жизни) и является самым важным в этом романе. Но я не фанат…
Только под конец части, когда «Вадацуми» спустился на глубину восьми тысяч метров, я ощутила эмоциональную связь с героями. Буквально физически было неприятно представлять, каково это – очутиться в кабине батискафа. Вокруг тьма и ледяная вода. А от давления, измеряющегося в тысячах тонн, тебя отделяет лишь тонкая двадцатисантиметровая стенка. Жуть. Подобные тщательно описанные сцены пугают похлеще, чем самые страшные отрывки в литературе ужасов с расчленёнкой или скримерами.

Со второй части «Токио» чтение романа пошло гораздо бодрее. Тут в мыслях Онодэре прорезалась свойственная японцем рефлексия вокруг одиночества, конечно, в более скромных масштабах, нежели у какого-нибудь Мураками, Абэ или Мисимы, но всё же. Социальная составляющая взбодрила меня, и страницы пролетели незаметно.
Но потом началась политико-экономическая тема, диалоги с профессором, и я снова поплыла… В целом, можно сказать, что для меня чтение данного романа оказалось качелями: от «неинтересно, засыпаю» до «а вот это уже увлекательно».

Сама идея, что однажды Японии просто может не стать, мне кажется, живёт в головах многих японцев как самый большой и навязчивый страх. И неспроста автор проводит столько параллелей с Атлантидой. Восхваляя и превознося свою страну, преуспевшую среди прочих в модернизации и имевшую состояние, исчисляющееся «трехстами пятьюдесятью миллиардами долларов», он старается раскрыть всеобъемлющий ужас от гибели столь великой страны с уникальной культурой.

По меркам древних, Атлантида была процветающим государством, высокоразвитой цивилизацией, но все это не шло ни в какое сравнение с богатством и процветанием народа островной страны на Дальнем Востоке.

Я по своей природе космополит, поэтому мне банально недоступно чувство патриотизма или даже национализма, в такой колоссальной степени выраженного в японцах. Их же чуть ли не с младенчества начинают обрабатывать. И даже в двадцать первом веке чистокровные японцы, не родившиеся в стране восходящего солнца, но приехавшие через пару десятков лет туда жить, или всё там родившиеся, но от смешанного брака, в любом случае будут подвергаться дискриминации, поскольку они не являются правильными японцами.)
Возможно поэтому мозгом я вроде понимала весь масштаб происходящей трагедии, но отклика внутри не улавливала. А может, к тому моменту у меня книга уже окончательно поперек горла стояла и я в нетерпении ждала момента, когда уже все потонут. :D

Хотя, конечно, признаю, что некоторое раздражение и сопереживания простым людям испытывала из-за проволочек правительства, пока то договаривалось с другими государствами, чтобы те приняли беженцев. Именно в таких страшных ситуациях и раскрывается лицемерие цивилизованного мира. Одно дело совать нос в локальные конфликты, из которых можно потом ещё и поиметь выгоду, и совершенно другое – принимать и помогать миллионам беженцев.

Из положительного отмечу, что я всё же прониклась одним персонажем – Тосио Онодэра. В какой-то момент сцены с ним мне начали приносить удовольствие. Его взгляд на мир, тоскливые мысли о несовершенстве этого самого мира и испорченности японского общества грели мою измученную душонку.

Советую этот фундаментальный труд ценителям жанра, остальным же – на свой страх и риск. Конкретно для меня эта книга оказалась слишком тяжелой, и не думаю, что в скором будущем захочу повторить подобный опыт.