5 (Альтернативная) история одного шедевра

Мастерская. Запах красок. Много знаменитых бородатых художников. Конкурс.
Написать девочку, доведенную плохим отношением, непосильным трудом и хроническим недосыпанием до крайности.
.
В первом ряду, как всегда, сидит Гюго. Он тщательно вырисовывает избу. Каждое бревно имеет значение, каждая половица важна. Девочка написана давно. Вон Козетта мертвая лежит в луже крови, в правом нижнем углу картины под замечательными резными ставнями. Они-то получились как живые. Один полуоткрыт. Гюго особенно доволен этим ставнем. Он наполнен мыслями о неравенстве, бедности, несправедливости.

.
Рядом Диккенс. Вот он рисует хозяина-сапожника кусочком угля. Лицо страшное, злое, ни капли человечности нет в нём. Да и человек ли? Рога какие-то торчат. Девочка вся в белом будет отправлена в детский работный дом. Куда же больше крайность? Поработили детей жестокие эксплуататоры! Много картин написал уже об этом Диккенс. Просматривает старые эскизы, копирует понравившиеся детали на новую работу. В основном, нравоучения. Подумав немного, просит у Гюго желтую краску (сам давно уже только белой и черной пользуется) и дорисовывает девочке нимб.

.
За их спинами Толстой. Его палитра очень богата. Несмотря на размеры картины, Толстой пишет маленькой кистью, чтобы все детали были четко различимы. Вот в Красном Углу избы икона, лампадка давно не зажигалась. Детали скрупулезно выверены, ведь они отражают отношение хозяина избы с Богом. Как и когда потерял его? Толстой пишет быстрыми резкими движениями. С особой тщательностью прорисовывает Л.Н. висящий на стене ятаган - трофей, захваченный хозяином с турецкой войны. Что с человеком делает война? Этому посвящается вся левая часть картины. Там ли были посеяны в сапожнике семена будущей трагедии? Ах да, трагедия. Девочку ещё надо. "Доведенная до крайности". Хм.. Под поезд что ли или на панель? Живо идет работа. Слой за слоем кладет граф. Не жалеет красок, не экономит. Хорошо получается девочка, как живая. Да и вообще все детали прописаны четко, никакой двусмысленности. Доволен собой Толстой, почесывает босую ногу, закапанную красками.

.
Все трое ходят в мастерскую писать эту картину уже год.
Огромные холсты перед ними. Каждый на двух мольбертах.
.
Сзади сидят рядышком Тургенев и Гончаров. Друг у друга высматривают интересные детали. Гончаров встал, прошелся немного. От долгого сидения на месте затекли ноги.
.
Забегают Чехов и Бунин. Места особо нет, мольбертов, больших холстов, раскладных стульчиков тоже не осталось. Пишут на коленках на небольших холстах. Выходят через десять минут. Живописцы подходят к месту, где просыхают две маленькие картины.
.
Палитра Бунина хороша, создает атмосферу тоски. Девочки нет, только силуэт, хозяин размыт, вместо младенца клякса. Вернется ещё Бунин, чтобы доделать? Говорят, нет, торопился куда-то, ругался. Кого-то "окаянными" называл.
.
Подходят к работе Чехова .
.
Вот несколько серо-зеленых мазков. Это лампадка и развешенное бельё порождающие причудливые светотени. Они качаются перед глазами, чтобы создать тревожную атмосферу.
Вот тут тонюсенькая линия. Пахнет щами и сапожным товаром. Обоняние художников улавливает обстановку бедности.
Еще два штриха. Девочка мурлычет, а ребёнок плачет. Слух ловит диссонанс, тревога нарастает.
Здесь несколько мазков для осязания. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело
Зрителям тоже становится тяжело, Гюго садится.
Что там ещё осталось? Вкус? Девочка мурлычет про кашку. Толстой судорожно глотает слюну.
Уже картина действует на все пять чувств восприятия.
И это только после первого брошенного взгляда.
.
Художники, сраженные первым впечатлением, начинают присматриваться к деталям.
Диккенс прищуривается, ему тяжело различать оттенки. Поговаривают, что он дальтоник.
Краски сгущаются, становятся более насыщенными.
Звуки, видения, запахи, ощущения продолжают излучаться из маленькой картины, переплетаясь друг с другом.
Вот яркие желтые пятна - это воспоминания девочки о смерти отца и попрошайничестве вместе с матерью. Они появляются из синих кругов, физического истощения и в них же исчезают.
Всё перемешано. Телесные и душевные муки переплетены в едином танце.
Каждый штрих, точка, мазок гармонично взаимодействует с остальными. Ничего лишнего.
Темно-синие пятно калоши, бело-голубая селедка.
Пар из самовара распространяется по всей комнате. Всё расплывается и движется.
"Сфумато, - говорит Тургенев тихо, - я такое в Лувре видел".
Толстой недоброжелательно сопит.
Картина имеет и четвертое измерение - время. Как у Гоголя, Уайлда, Хеллера.
Мазки вихрями возвращается в исходную точку.
Ночь, улица, фонарь, аптека.
В смысле: ночь, люлька, зеленая лампада, полусонный бред.
.
И вдруг, из всех этих кругов ада вырастает быстрая, черная и острая как шпиль церкви мысль.

Художники обхватывают бороды, посматривая на свои картины. Гюго завистливо задумывается в позе роденовского мыслителя. Вот это развязка! Вот что значит "доведена до крайности".
.
Долго молча смотрят на шедевр.
"А где автор?" - очнулся Диккенс.
"Вернулся в степь - бурчит Толстой, - он только отдыхать приходил"
Диккенс недоуменно поднимает бровь. Трудности перевода.
Толстой изрекает - "Правдив до иллюзии"
Как не согласиться ?
.
Эпилог
Ко мне подходит А.П., читает эту рецензию. Улыбается.
"Понравилось", - думаю я. Набираюсь наглости и немножечко смелости.
"Антон Павлович, я знаю Вы занятой человек, но хотя бы одно слово" - тараторю я дрожащим голосом. "Ведь краткость - сестра таланта" - мой голос крепнет после удачной шутки. - "Как Вам моя рецензия?"
"Потрясающая" - мягко отвечает Чехов.
Тщеславие теплой волной доходит до замерзших от волнения конечностей. Хочется добавки.
"А если двумя словами?" - с надеждой спрашиваю я.
"Потрясающая пошлость"
Пальцы застывают над клавиатурой. Хочется всё стереть и забыть.
Но тут Мастер снова улыбается своей доброй, снисходительной, понимающей улыбкой.

Источник