4 Потерянная Литва

Ведьма с горы Шатрия (Шатриёс Рáгана) - литературный псевдоним классика литовской литературы Марии Пячкаускайте, который потом пошёл гулять в народ и даже использовался на современной политической арене Литвы применительно к одной пророссийски настроенной даме. Мимо такого пройти я не могла.

Во включённых в книгу двух повестях - "В старом поместье" и "Иркина трагедия" показана жизнь сельской Литвы времён поздней Российской империи. А ещё точнее, это быт одного старинного имения в Жемайтии - культурно-историческом регионе на западе страны, известном в истории как Самогития или Жмудь, который мы видим глазами семилетней девочки Ируси и, эпизодически, её матери Марини.

Ируся упивается красотой и волшебством окружающей её природы, добротой простых людей, но мы-то, прожжённые циники, ощущаем духоту мира, в котором она живёт. В нём родной литовский считается языком мужичьим, хозяева имения говорят между собой только по-польски. Там опасаются евреев, не любят русских, презирают собственную национальную культуру и не приемлют перемен. Там браки заключаются по расчёту, детям нельзя чего-либо хотеть, кругом "всё чинно, благородно, по-старому", что не мешает мужьям тискать чужих жён в амбарах и попрекать супруг в отсутствии хозяйской жилки, а жёнам - заигрывать за музицированием с приезжими панами в редкие минуты отдыха между ублажением всех желаний отцов семейств.

Носителями светлого и доброго остаются простые люди (правда, читать про их народные способы "лечения" собственных детей - это похлеще Стивена Кинга), книгоноши и редкие среди дворян просветители, как мать Ируси. Именно они видят далее светских салонов и хозяйских плетней. Именно они, сами того не ведая, хранят языческие традиции, рассказывая детям, что в оврагах живёт чёрт, а совершаемые ими молебны у крестов в поле скорее напоминают взывание к древним богам. Да и сама старая усадьба одним описанием

За лесами, за реками, средь котловин и холмов стоит деревянный дворец старого поместья.

будто возвращает нас к архетипическому, древнему как мир образу двора бога Девса из индоевропейских мифов, нередко встречающийся в старинных литовских песнях. Именно таким, почти сказочным, видится мир Жемайтии маленькой Ирусе. Но сказка рано или поздно заканчивается. И грусть от утраты этого мира, как и незамутнённого взрослыми заботами детства, пронизывает всю книгу.