4 Страшно, грустно, но это - жизнь, и это было...

Форма самого литературного произведения удивительным образом совпала и срезонировала с его содержанием. Это пьеса, в которой, как известно, реплики сразу указываются после лица, их произносящего. Что это напоминает? Протокол – такой привычный вид информационного-справочного документа, с его традиционными СЛУШАЛИ, ВЫСТУПИЛИ, ПОСТАНОВИЛИ и дальше по пунктам…(И хотя прием не новый, достаточно вспомнить пьесу "Одноклассники" Слободзянека, тем не менее впечатляющий)

Так кратко все перечисляется в этом протоколе (допрос подсудимых и свидетелей, речи защитников и обвинителей), а ведь в этом, в этих строчках вся жизнь, боль, ужасы, унижения и страдания несчастных людей…Так кратко, так сухо освещаются события прошлого, но слезы наворачиваются на глаза, когда читаешь о том, например, как начальник концлагеря ударяет младенца головой о бетонную стену и затем спокойно говорит своему помощнику, показывая на стену: «Уберите тут»…И из таких описаний состоит вся пьеса, которая читается от этого невероятно тяжело. Страшно и жутко от того, что во время чтения понимаешь: это все было. В голове не укладывается весь этот ужас: постоянные избиения, издевательства, опыты над людьми и…
Допрос превращается в фарс. Судя по нему, никто ведь так и не признал свою вину. На скамье подсудимых охранники лагеря, начальник, подчиненные. И все оправдываются с усмешкой и ехидством: «Я? Да что вы? Я и оружия в руках не держал…Как я мог ударить кого-то?»

О б в и н и т е л ь
Господин свидетель,
считаете ли вы возможным,
чтобы адъютант коменданта лагеря
не был осведомлен о том,
что делалось в крематориях?

Се д ь м о й с в и д е т е л ь
Нет, я считаю это невозможным.
Каждому из шести тысяч сотрудников
лагерной администрации
было все известно,
и каждый на своем посту
делал все от него зависящее для того,
чтобы система работала.
Каждый начальник эшелона,
каждый стрелочник,
каждый служащий станции,
которые имели дело с транспортами людей,
знали,
что происходит в лагере.
Каждая телеграфистка и машинистка,
передававшая или печатавшая
приказы о депортации,
знали об этом.
Каждый отдельный чиновник
в сотнях и тысячах учреждений,
связанных с лагерем,
знал,
что там творится.

Знали все и молчали. Никто не притронулся, чтобы убить, никто не пришел, чтобы спасти…

Так кто же все-таки убил этих людей, пытал их зверскими способами – сами , получается…

Грустный финал пьесы, потому что нет здесь пресловутого пункта ПОСТАНОВИЛИ…

Для тех, кто убивал, - жизнь продолжается; для тех, кто убит, - уже прошла, окончилась в страшных муках. Понес ли кто-то за это реальное наказание – судя по пьесе, нет…