5 Спойлер Безжалостно и очень талантливо о нас самих

Это самая грустная книжка со времён загадочной истории Бенджамина Баттона, но она поистине прекрасна ещё и потому, что в неё нет никакой фантастики — Элизабет безжалостно и очень талантливо рассказывает нам про нас.

Оливия Киттеридж несносна, но я уже к концу первого тома понял, что я сам — Оливия Киттеридж. В момент, когда Оливия приехала к сыну в Нью-Йорк, и зашла в его дом, эмоции Оливии настолько сильно резонировали с тем, что чувствовал я в созданном автором мире, что у меня внутри, как это иногда бывает, что-то ёкало.

Человеческие истории, которые текут рядом с Оливией, безапелляционно похожи на наши истории и истории наших знакомых. Оливия злится, смеётся и болтает точно так же, как злимся и болтаем мы сами.

Страут стопками складывает перед нами жизненные разочарования самых разных людей, и это наши жизненные разочарования. «Вот и Малькольм чувствует себя лучше, когда называет Уолтера Долтона жалким гомиком; но этот вид питания — всего лишь снятое молоко: это ведь не изменит того факта, что ты хотел быть концертирующим пианистом, а стал юристом и занимаешься недвижимостью или что женился на женщине и остаешься с ней вот уже 30 лет, а она так и не обнаружила, что ты прекрасен в постели», — кем хотел стать каждый из нас и не стал? Сколько раз в течение последней недели мы об этом думали? Что нам стоит принять себя такими, какие мы есть — со всеми своими разбитыми мечтами, мелкими достижениями и мучительными сомнениями о том, насколько правильны наши жизненные выборы?

«Оливия Киттеридж» — двухтомник про старость и старение, про умение и желание принимать свой возраст и, конечно, про неизбывный страх смерти. «Вот чего не знают молодые, подумала Оливия, ложась рядом с этим мужчиной, ощутив его руку у себя на плече, на руке у локтя, ах, вот чего не знают молодые. Они не знают, что потерявшие упругость, морщинистые, состарившиеся тела испытывают такую же тягу, как их, молодые и упругие; что любовь нельзя беспечно выбрасывать, словно пирожное с блюда, где лежат еще другие пирожные, и это блюдо будет снова предложено вам. Нет, если вам предложили любовь, вы выбираете ее или — не выбираете. И если ее блюдо было наполнено добротой и великодушием Генри, а ей это казалось обременительным и она постепенно расшвыривала все это по крошке, то делала так только потому, что не понимала того, что надо было понять: она бессознательно и безрассудно проматывает день за днем», — когда мы начинаем осознавать себя настолько, чтобы ловить потерянное время? Когда мы начинаем чувствовать и ценить воздух, которым можно дышать? А шум машин, который можно просто так слушать? А воду в кране, которую можно бесконечно пить?

Под конец мне, как, наверное, и всем, хотелось плакать. Всю книжку то тут, то там хочется, но под конец просто задавливает. Это страх смерти загоняет комки в наши глотки, но это тот же самый страх, который так часто превращает тлеющий внутри нас огонёк любви к жизни в костёр. Наблюдающая со слезами на глазах за падающими кленовыми листьями после инсульта Оливия — это мы сами, но совсем не обязательно ловить кровоизлияние в мозг, чтобы научиться хотя бы в мгновениях по-настоящему ценить жизнь.

Этот же пост в ЖЖ