5

Немалых трудов стоило мне подготовить этот отзыв. «Иосиф и его братья» – совершенно не та вещь, которую советуют всем и каждому, взахлёб, снуя по улице с транспарантом «Как, вы ещё не причастились?!» Это плод келейных трудов, герметический, самодовлеющий. К нему – либо идти годами, либо случайно натолкнуться и застыть в кротком непонимании: Откуда это? Как это? И почему это именно здесь и именно со мною стряслось? Как шутил чудесный Борис Сичкин (как бы он сыграл Рувима!): «Почему же так больно - и именно мне?»
Избави лишь Господи от всяких пересказов и сокращённых вариантов. Хочется краткости и лапидарности – загляните в Первоисточник. Там четыре тома укладываются в четырнадцать маленьких глав.
Иаков любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, – и сделал ему разноцветную одежду... И сказали друг другу: вот, идет сновидец; пойдем теперь, и убьем его, и бросим его в какой-нибудь ров, и скажем, что хищный зверь съел его; и увидим, что будет из его снов... с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю… И обратила взоры на Иосифа жена господина его и сказала: спи со мною… …и съели коровы худые видом и тощие плотью семь коров хороших видом и тучных… Иосиф узнал братьев своих, но они не узнали его… Итак, не бойтесь: я буду питать вас и детей ваших.
Здесь полагается воздать должное великой эрудиции Манна, который тонко и глубоко изучил механизм воплощения повседневности в миф, чтобы возвратить миф к повседневности. С улыбкой вспоминал нобелевский лауреат, как машинистка, возвращая огромный фолиант, сказала: «Герр Манн, теперь я знаю, как это было на самом деле». Разумеется, никто из нас не может знать, мы отделены от Лии и Лииной ревности, Рахили и Рахилина терпения, Иуды и Иудиной совести, Фамари и Фамарина стремления тысячами лет. Тысячами. И эти тысячелетия Манн не только перелопатил в библиотеках, пользуясь источниками на множестве языков, но и усвоил! Усвоил в той полноте, что мы ощущаем знание того, какие картины были вышиты на пресловутой разноцветной одежде, и какими словами ругались пастухи, спускаясь в землю Гешем, и в каком родстве грешный Онан с Иисусом Христом, и как взывали к щедрости давно иссякших божеств, и какие жертвы приносили давно уснувшим демонам, например, Досточтимой Суке. А знать наверное мы не можем, что всего и прельстительнее…
Но я хочу сказать о другом: о несравненном манновском чувстве юмора. Ни у кого, кроме Достоевского, я не встречала такого библейского чутья к судьбе и иронии судьбы. Впрочем, судьба и ирония тут синонимичны. Возьмите хотя бы отрывок о чечевичной похлёбке и – спустя несколько глав – постыдное и смешное воздаяние за рыжего увальня-брата. На-ка, Яков, свадебный подарок от Вселенной. А соперничество двух карликов, детородного и целомудренного? А диалог Гуия и Туий? Ах, мой совёнок! – Что, моя слепышечка? Старосветские помещики какие-то, и чудовищное увечье Потифара ласково так обсуждается этими умилительными старцами. Мы любим видеть в древних событиях символ, нечто возвышенное и, следовательно, нас не касающееся. Но почему я чувствую на себе взгляд заспанных и красных глаз Лии? Отчего Потифар и его злополучная супруга (Видела, видела силу его!..) нейдут у меня из головы – Как же им помочь? А что тут поделаешь? Как же им помочь? А что тут поделаешь? И не ко мне ль бежит, закусив подол, маленькая босоножка-вестница? И не мне ли снится, что виноградная лоза растёт у меня из головы?
И, конечно, дуэт Фараона и Иосифа. Когда фараон в экзальтации бормочет свои видения, не знаешь, смеяться или плакать. В первую очередь потому, что звёздные странствия египетского правителя и сверхпрактичность "Озарсифа", само назначение которого – питать, кормить, только друг друга и ждали. Потому, что практика без звёздных странствий – тощища, а звездностранствуя без практики, рискуешь загнуться с голоду. У Томаса Манна нет исторической личности-одиночки. Всегда как минимум двое! Если есть Иаков, то есть и Исав. Если есть Рахиль, то есть и Лия. Есть Я, есть и Ты.
Ну что, братцы любезные, узнали, что сталось из снов Иосифа? Уяснили? Очень хорошо. Теперь верите, насколько всё обратимо? Ну, молодцы. Вам – самые сладостные слова Первоисточника: Итак, не бойтесь.