5

Очень люблю Цветаеву, ее лирику и особенно поэмы, и очень люблю Пушкина. Так что в этих воспоминаниях-размышлениях для меня сошлись две большие любви.

Цветаева пишет прекрасно. Это не просто впечатления, ощущения и ее видение Пушкина, это целый мир, описанный белым стихом, стихами в прозе.
Цветаева потрясающе передает самые ранние детские впечатления, такие непосредственные, но важные, и то, как они повлияли на нее уже потом, в последующей взрослой жизни, во что трансформировались.

В красной комнате был тайный шкаф.
Но до тайного шкафа было другое, была картина в спальне матери - "Дуэль". Снег, черные прутья деревец, двое черных людей проводят третьего, под мышки, к саням - а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый - Пушкин, отходящий - Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, то есть заманил его на снег и там, между черных безлистых деревец, убил. Первое, что я узнала о Пушкине, это - что его убили. Потом я узнала, что Пушкин - поэт, а Дантес - француз. Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пистолета в живот. Так я трех лет твердо узнала, что у поэта есть живот, и - вспоминаю всех поэтов, с которыми когда-либо встречалась, - об этом _животе_ поэта, который так часто не-сыт и в который Пушкин был убит, пеклась не меньше, чем о его душе. С пушкинской дуэли во мне началась _сестра_. Больше скажу - в слове _живот_ для меня что-то священное,- даже простое "болит живот" меня заливает волной содрогающегося сочувствия, исключающего всякий юмор. Нас этим выстрелом всех в живот ранили.

Очень интимные, очень личные впечатления описывает Цветаева, но она писала не для себя (хотя ведь и дневники писателей мы читаем с большим интересом), она писала для читателей, для нас. Она оставила нам материал, прекрасный по форме и содержанию, интимный и публичный одновременно, прозу и поэзию слитые воедино.
Это одна из тех вещей, которые регулярно хочется перечитывать, особенно теперь, когда я так далеко от Памятника Пушкина.

Памятник Пушкина был не памятник Пушкина (родительный падеж), а просто Памятник-Пушкина, в одно слово, с одинаково непонятными и порознь не cуществующими понятиями памятника и Пушкина. То, что вечно, под дождем и под снегом, - о, как я вижу эти нагруженные снегом плечи, всеми российскими снегами нагруженные и осиленные африканские плечи! - плечами в зарю или в метель, прихожу я или ухожу, убегаю или добегаю, стоит с вечной шляпой в руке, называется "Памятник Пушкина".