5 «Отринь надежду, всяк сюда входящий».

Чума никогда не меняется.

…И, увы, не заканчивается. Она может спрятаться, уйти в глубину, может притвориться чем-то безобидным, ласковым – а потом наброситься, внезапно и страшно, не оставляя шанса своей жертве.

«…Они по-прежнему делали дела, готовились к путешествиям и имели свои собственные мнения. Как же могли они поверить в чуму, которая разом отменяет будущее, все поездки и споры? Они считали себя свободными, но никто никогда не будет свободен, пока существуют бедствия».

Камю не ошибался, сравнивая любое зло с болезнью. Как и болезнь, зло подчиняется иным законам, оно в большинстве своем иррационально, и бывает так, что человек сам не понимает, как становится разносчиком. Можно заставить его отступить (при некоторых условиях), но оно постоянно и неизменно должно оттенять лучшие человеческие чувства.

Несмотря на признание сего факта, Камю оптимистичен. Во-первых, он, конечно, жалостлив – а таких писателей мало, обычно-то они не жалеют своих персонажей. Во-вторых, Камю искренне верит, что любовь все перенесет, и, несмотря на мое несогласие с этим доводом, спорить с ним совершенно не хочется. Так же Камю верит в безграничное мужество Сопротивления, в благоразумие и самоотречение. Читая его, заряжаешься этим духом и хочешь тоже совершить какой-нибудь подвиг, пусть даже он никому не принесет пользы.

Но о чем же все-таки книга? О, это смесь… скажем, сериала «Чернобыль» и фильмов Тарковского. И нет в этом ничего странного. От «Чернобыля» тут производственная драма, борьба нескольких героев во имя спасения человечества; почти все описывается отстраненно, но бывают яркие моменты с личными переживаниями героев. От Тарковского – смутно философские диалоги и символика, что заставляет тебя напрягать мозг в попытке сложить все разрозненные идеи в единое целое (что невозможно с первого раза, к сожалению).

«Ибо нет ничего менее эффектного, чем картина бедствия, и самые великие беды монотонны именно в силу своей протяженности. В памяти тех, кто пережил страшные дни чумы, они остались не в образе грозного и беспощадного пожара, а скорее уж как нескончаемое топтание на месте, все подминающее под себя».

Главным героем можно считать человека по фамилии Риэ. Он врач – остальное вам знать не обязательно. По натуре он человек скорее сухой, не впечатлительный, но зато упорный – идеальный участник Сопротивления. И все у него было благополучно, жил он себе в своем открытом Оране на берегу моря (ах, солнечный Алжир!), не зная печалей. Вот тут-то и нагрянула чума. Как говорится, «и все у них закончилось хорошо – и началось плохо».

«Вы полагали, что, преклонив десяток раз колена, вы искупите вашу преступную беспечность. Но Бог, он не терпел. Эти редкие обращения к нему не могут удовлетворить его ненасытную любовь. Ему хочется видеть вас постоянно, таково выражение его любви к вам, и, по правде говоря, единственное ее выражение. Вот почему, уставши ждать ваших посещений, он дозволил бичу обрушиться на вас, как обрушивался он на все погрязшие во грехах города…»

К бедствию нельзя подготовиться – вот и Оран не смог. Но Оран – не только город беспечных, он еще и город инфантильных, неосторожных и эгоистичных. За исключением Риэ и его друзей, помощь которых в борьбе с болезнью нельзя переоценить, остальные жители ведут себя на удивление глупо: так, в самый пик эпидемии они шляются по улицам, ужинают в кафе, бегают смотреть кино и постановки в театре – а потом сами же изумляются, отчего кривая смертности ползет, понимаете ли, вверх. Зная, как легко заболеть и заразить близких, они щеголяют своей безответностью, а потом ноют: «Ах, отчего Оран закрыли? И почему эта болячка никак не оставит нас? За что мы все умираем?» Даже смерти они не понимают, все у них – игры, милые шуточки. А главная их проблема – это не огромный риск умереть страшно и мучительно, а невозможность съездить к близким, искупаться в море и покататься на автомобиле. Ловко же сочувствовавший Сопротивлению Камю пнул своих соотечественников, которые в жуткие времена умудрялись хорошо обустроиться, а самым ужасным считали отсутствие у себя на столе свежих фруктов.

Камю оставляет свое сочувствие для тех, кто участвует в борьбе, рискуя своей жизнью. Им же он дает осознать смерть как что-то страшное в своей обязательности.

Рассматривать «Чуму» лишь как изображение фашизма, должно быть, не верно. Увы, но чума – это так же о необратимости, в т.ч. смерти. Она – материализовавшийся закон этого мира, в котором любой из нас неизбежно должен умереть. Чума лишь убыстряет естественные процессы.

Оттого показателен еле намеченный спор между материалистом Риэ и священником Панлю. Риэ, опытный врач, признается, что не понимает смысла своей борьбы. Вытащив человека из лап чумы, он вынужденно бросает его в руки иной смерти, иногда даже более мучительной. От инфаркта или рака – но человек умрет, тем самым делая все усилия Риэ, в его смутном сопротивлении, бессмысленными. Зачем спасать? И зачем спасаться самому? Умрет человек часом раньше или часом позже – так ли важно это, если смотреть на это отстраненно? Но, несмотря на невозможность избежать этого, живой организм сопротивляется смерти, до последнего мгновения надеется на спасение – и Риэ, как врач, не может отказать больному в его надежде прожить еще хоть несколько дней.

Оппонент Риэ, отец Панлю, говорит в ответ, что как раз спасаться от чумы и смерти нельзя. Нет, бросаться им навстречу – глупость еще большая, но прятаться, искать убежище от чумы?.. Пока Риэ жалуется на невозможность понять разумность смерти, Панлю призывает к примирению. И это – не примирение со злом, как можно было бы вообразить, а смирение с собственной смертностью. Давать надежду близким – хорошо, а вот самому думать о спасении – глупо. Спасать от смерти близких – благо; спасаться самому от нее – несчастье.

Риэ поступает правильно, помогая в самый сложный час, но не имеет права рассчитывать на снисхождение, он-то должен встретить смерть без сожаления. То же самое требуется от его товарищей, от его коллег. Они добровольно выбирают жребий тех, кто соглашается умереть в любой момент, кто хочет отказаться от своей жизни с пользой для других. Зачем? Так они устроены – иного ответа быть может.

Только избавившись от страха за свою жизнь, можно стать антифашистом, участником Сопротивления, победителем в борьбе за чужие судьбы. Нет зла, которое было бы сильнее смерти. И Камю, сам антифашист, это понимал.

«А сейчас ему… хотелось верить или делать вид, что они верят, будто чума может прийти и уйти, ничего не изменив в сердце человека».