5 Зело мудро, вельми лепо

Сочувствую авторам исторических романов о Руси XVII века, перед ними стоит просто невыполнимая задача - переплюнуть непрофессионального писателя протопопа Аввакума Петрова. На мой взгляд, сделать это практически невозможно.

Окунаясь по-настоящему в XVII век на Руси, ни один историк, как бы не был он прозорлив и догадлив, ни один писатель, какими бы талантами он не был наделен, не сможет передать в своих работах и романах ту неуловимую сущность, которая зовется духом времени. Такое под силу только современнику и очевидцу, и в этом плане мемуары мятежного Аввакума просто клад.

Само собой, сочный, колоритный, богатый и еще не успокоившийся в академическом русле, русский язык. Все эти "паки", "зело", "понеже", "сиречь", "отнеле", "барте", "елико"... Аввакум отдает себе отчет, что он пишет простым народным языком, недаром он предупреждает читателя "виршами философскими не обыкл речи красить". Вот, вроде бы и полно в его тексте всяких "устаревших" для нас сейчас слов, но попробуйте сравнить "Житие протопопа" с другими документами той эпохи, и вы увидите насколько язык Аввакума проще и понятнее. И это при том, что он умышленно отказался от современных ему литературных норм и канонов.

Простонародный язык того времени оказывается много ближе современному русскому языку, чем тот вариант, который использовался на официальном уровне. Этот факт говорит о том, что развитие языка шло в большей степени все же "снизу", лингвистам приходилось принимать фонетические и лексические формы, которые рождались отнюдь не в кабинетах.

Но, главное в "Житии" это - пульс времени, далекого, страшного и сладкого одновременно, - времени, когда рвались к набухающим почкам молодые соки будущей сильной и могучей Российской империи. А время было непростое, столкнулись две Руси, старая, защищающая традицию и память предков, и новая - стремящаяся на авансцену мировой истории, затевающая не первую и не последнюю "перестройку", пролегающую напрямую через судьбы людей.

Жестокость века диктует свою цену, поэтому так много крови и мучений в "Житии", и так по-будничному преподносит это автор. Здесь нужно учитывать не только внешние факторы, но и внутренние тоже, ведь Аввакум и его сподвижники, как и первые христиане, страдают за веру как они ее понимают и противостоят - ни много ни мало - антихристам! Отсюда возникает некое самолюбование своими страданиями, как главное доказательство богоизбранности.

А еще в этом произведении заключен протест, нам сейчас не вполне понятный. Дело в том, что существовал строго соблюдаемый канон биографического жанра, к которому относились произведения, начинавшиеся со слова "Житие". Аввакум, так же, как и в вопросе с языком, грубо порушил канон, насытив свое произведение бытовыми подробностями, личностными оценками, да и сама форма подачи - от первого лица - была беспрецедентна. Опять же, по канону полагается, чтобы Житие заканчивалось описанием смерти и погребения, чего в протопоповском труде не было и быть не могло. Правда, он мог рассчитывать, что эту неизбежную печальную главу допишут за него ученики. По сути своей, это был первый опыт автобиографичных мемуаров в русской литературе, и Аввакум - истинный первопроходец на этой стезе.

Надо признать, что в целом Аввакум большой любитель и приукрасить, и даже приврать, но это не мешает, а может где-то даже помогает лучше почувствовать как и чем жили русские люди 350 лет назад. Оценил "Житие" на самый высокий балл не столько как литературное произведение, сколько как честный и пронзительный документ эпохи, обязательный для заучивания наизусть всем авторам, пишущим о попаданцах в русский семнадцатый век :)