4.5

"Гойя, или Тяжкий путь познания" стала моей второй книгой Фейхтвангера, и второй его книгой об Испании. Первая, "Испанская баллада" , разбудила во мне в своё время нешуточный интерес к Испании, а "Гойя" его триумфально усилил и закрепил.
Этот роман, над которым автор работал целых семь лет - не просто биография великого художника, и не просто блестящий исторический роман об Испании конца XVIII века. Это портрет - не только самого Франсиско Гойи, но и портрет страны, эпохи, народа, национального духа. Через насыщенную событиями жизнь художника чувствуется сам дух Испании - страстный, яркий, неуёмный, и вместе с тем консервативный и строгий, почитающий традиции. Вереница образов во главе с Франсиско - гранды, махо, инквизиция, королевская семья - великолепны и по отдельности и в совокупности. Все вместе они формируют образ самой страны со всеми своими добродетелями и грехами. А именно такого эффекта я и жду от хорошего исторического романа.
Конечно, про книгу можно сказать ещё очень многое. Можно упомянуть, что читается книга в целом не так-то и легко, не всегда она легка для восприятия, не все её сцены приятны для читателя. Но общее впечатление так сильно, что акцентировать внимание на этом совсем не хочется. Роман того стоит.
А закончить хочется великолепной зарисовкой танца фанданго, которая, на мой взгляд, скажет о книге куда больше любой рецензии.

Вот она выходит из-за кулисы, на этот раз одна и без кастаньет. Но за сценой монотонно притопывают в такт ногами и хлопают в ладоши, и низкий грудной голос поет песню на избитые, но вечно мудрые слова:

Так давай же
Окунемся
В море страсти
И любви.
Жизнь промчится,
Словно птица,
И от смерти
Не уйти.

Вскоре слова становятся неразличимы, одинокий голос тянет в такт одно лишь монотонное, почти что жалобное, а-а-а, песня льется медлительно, но яростно и страстно. И так же медлительно, яростно и страстно танцует девушка, все одинаково и все по-разному, танцует спокойно и неистово, танцует всем телом; танцовщица явно преподносит себя возлюбленному, показывает ему, сколько наслаждения, неги и дикой страсти сулит ее тело.
Зрители сидят не шевелясь. Монотонный, неистовый топот будоражит их, но они не шелохнутся, они застыли в созерцании. Ничего предосудительного не происходит на сцене, там не видно наготы, но с полным целомудрием и в малейших оттенках изображают там самое естественное из всех вожделений – плотскую страсть, слитую с ритмом танца.