3.5 Поверить алгеброй гармонию

Закончив чтение, поймал себя на том факте, что это первая книга в моей читательской биографии, действие которой происходит в Португалии. Сам этот факт и стал причиной моего знакомства с этим довольно оригинальным произведением - Португалия мне досталась в игре "Вокруг света". И, хотя книга написана не португальцем, а немцем, южной пиренейской страны в повести очень много, много солнца, много света, много сухого горного и влажного морского воздуха.

И все же, главной героиней повести является не Португалия, а гармония и все способы её выражения. Автор попытался в форме притчи найти некое единое начало, заложенное в основу всего прекрасного. Издревле, еще со времен античности, человечество искало законы гармонии, пытаясь описать и выразить искусство с помощью какого-то универсума. Такой системой логично представлялась математика.

Окружающий нас физический мир прекрасно описывается при помощи цифр, всю физику, химию, астрономию, биологию, с самых древних времен, как только эти науки стали зарождаться, можно было выражать через числа и формулы.

И только искусство не подчинялось математическому методу. Но по мере развития искусств цифра стала вторгаться и в них, музыка подчинилась математике с изобретением нотной записи, живопись с освоением перспективы, поэзия с организацией стихосложения. Но неуловимым оставался главный принцип прекрасного, который по идее тоже должен был иметь свою математическую формулу.

Эту задачу и пытаются решить главные герои повести - студент Коимбры Мануэл и его преподаватель Рибейро. Они ищут пути поверки гармонии математикой, они рассуждают о ряде чисел Фибоначчи, о золотом сечении - соотношении большей части целого к меньшей, как целого к большей части.

А поверяют свои выводы они на рассказах деда Мануэла - винодела Мигеля Торреша да Силвы, самого великого рассказчика своего времени, слава о рассказах которого гремит не только по всей Португалии, но и по странам Южной Европы и Северной Африки. Рассказы старого Мигеля имеют математическую гармонию и завершенность, иногда он дополняет их и корректирует, но такая правка делает их только гармоничнее и достовернее.

Книга Фоглея чем-то напоминает саму математику, она спокойна, рассудительна и нетороплива. Всё расставлено по своим местам, и даже дни пребывания Мануэла в Коимбре описываются строго в ряде Фибоначчи. Надо признать, что эта неспешность и неторопливость отдает в какой-то степени скукой, и, если бы автор не знал меры и сам не пользовался принципом золотого сечения, а растянул бы книгу на пару-тройку сотен страниц, скорее всего, он превратил бы её в редкое занудство. Ну, и, конечно же, читая Фогеля я не мог не вспомнить нашего Пушкина и его "Моцарта и Сальери", в котором последний произносит:

Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул, в науке искушенный,
Предаться неге творческой мечты.