5 Все началось с того, что у вербовских ребе и ребецин родился цадик

Вернее, все началось с того, что европейским евреям в 1941 дали автономию в Ситке, Аляска, и местности вокруг, где и спаслись они от пламени войны, чтобы потеснить крайне озадаченных таким раскладом индейцев-тлинкитов.

Нет, не так. Началось все с лингвистической шутки. Надо знать Шейбона, этого наследника имперских писателей, всегда все говоривших в шутку – и непременно с порцией кошерной тысячелетней тоски. Как-то Шейбон написал статью, в которой размышлял над англо-идишским разговорником: где та земля, где могла бы пригодиться эта брошюра? Какой могла бы быть эта земля?
По идее Шейбона, идиш существовал только до войны, а после рассеялся вместе со своими носителями по новым краям и весям, где и закончился с их полной ассимиляцией. В Эрец-Исраэль же евреи прибыли с твердым намерением говорить только на иврите – и древнем, и во многом абсолютно новом, только что отстроенном. Автору справедливо (на тот еще момент) заявили, что идиш и после войны имел широкое хождение, а он, автор, просто шлемазл и лопух необразованный.
Шейбон решил ущемить старперов еще больше и написал "Союз еврейских полисменов" в жанре альтернативной истории, за что и получил "Небьюлу", "Хьюго" и, вишенкой на торте, премию "Локус".

Итак, у вербовского очень мафиозного ребе с прозрачной и судьбоносной фамилией Шпильман, у которого вся Ситка под ногтем, родился сын. Он творил чудеса, исцелял людей, великолепно играл в шахматы и почитался как цадик ха-дор и Мошиах – мессия, славный, конечно, всеми этими чудесами, но вообще-то все надеялись, что он бросит детские глупости и введет таки евреев в Землю Обетованную на далеком Ближнем Востоке. Время-то поджимает: вот-вот истечет срок автономии, придется Аляску после 60 лет относительной свободы возвращать американцам. Странное время, чтобы быть евреем. Как и всегда, впрочем.

Однако как раз накануне своей собственной свадьбы неудавшийся Мошиах сбежал и скрылся где-то в закоулках Ситки по целому ряду причин. Играл в шахматы на деньги, тратил монеты на героин и, в общем, не высовывался, пока одной паскудной ночью детектив ситкинской полиции Ландсман не прибыл в номер захудалой гостиницы, где проживал этот мелкий пишер, и не констатировал смерть бывшего Мошиаха, бывшего шахматного гения, бывшего толстого мальчика, бывшего гомосексуала и прочая, и прочая. Безболезненный выстрел в затылок во время героинового прихода – и шахматная доска с цугцвангом на месте преступления.

Весь детектив разворачивается как шахматная партия, фигуры как на ладони, но убийцу можно угадать в лучшем случае в последней четверти. И в этом вина автора, конечно. Концовка, на мой взгляд, not good, not terrible. В принципе, стройно, но сразу ясно, что Шейбон не детективщик, а вдохновленный летописец вывертов души, в эту сторону у него перо заточено. И все-таки, и все-таки – до чего же роскошная книга. Фирменное шейбоновское внимание к мелочам, нефирменная притягательность – не оторваться, и какое отдохновение на каждой странице от суетности всего, что за пределами эрува, созданного и Шейбоном, и достойным переводом Калявиной. Здорово, что книгу пере-перевели и снабдили теперь словарем, комментариями и той самой статьей, положившей начало еврейству в Ситке. Бесприютная сырая Ситка, сколько чудесных вечеров подарила ты мне бесприютной сырой зимой лета господа нашего 2020 в Москве.

Между прочим, цугцванг Шпильмана-младшего позаимствован из автобиографии, как пишет сам Шейбон, реба Владимира Набокова. Эта автобиография на русском известна как "Другие берега" и в моей библиотеке наличествует аж в двух экземплярах. А вдохновлялся хороший еврейский мальчик Шейбон старым нуаром (отметим, что в нуаре герой постоянно бит и не просыхает, в то время как Ландсман хоть и бит, зато берется за дело только полностью протрезвев, к тому же тут никаких роковых дам, только замечательная бывшая жена и действующая начальница Ландсмана – Бина) и, внезапно, Исааком Бабелем. Промеж прочего, конечно.

P.S. Поскольку очень скоро стало ясно, что в "Союзе еврейских полисменов" Шейбон внимателен к мелочам даже больше, чем обычно, я пыталась ухватить суть въедливого его описания галстуков каждого героя. Ан нет, поиски скрытых смыслов иногда приходится сворачивать по причине отсутствия этих самых смыслов. Вероятно, Шейбон просто проводил ревизию собственной коллекции галстуков в перерывах между главами.

P.P.S. Бесценное: жополиз на идише – тухэс-ликер, а "шпилькес ин тухэс" – булавки в заднице, т.е. занозы в жопе, такие дела.