5 Плач по Земноморью

«Техану»
Возвращение в Земноморье случилось почти через двадцать лет. В романе Урсула Ле Гуин закончила сразу две сюжетных линии предыдущих книг. И хотя действие «Техану» начинается сразу же после завершения событий «На последнем берегу», время значительно сказалось на идее и стиле. По-прежнему здесь есть узнаваемая авторская манера, сочетающая бесхитростную простоватость языка с внезапными образными замысловатостями, бодрое и конкретное повествование, на которое значительное влияние оказала античная культура (чего стоит только встающая из моря Эа, почти дословно вторящая гомеровской Эос; тут и переводчик Ирина Тогоева подражает Жуковскому).

Но роман уже лишен масштабных квестов, причудливых миров. Да и магии почти тоже. Ле Гуин создала феминистическую историю, в которой подвергла критике собственное же социальное устройство Земноморья версии 1970-х годов. Да, в «Гробницах Атуана» была уже попытка создания альтернативного мира женщин. Но цивилизация каргов – темная, злобная. Основные же острова живут по законам эпического патриархата. И вот Тенар, бывшая жрица темных сил, поднимает внутренний бунт и вызывает читателей на диспут. Почему власть и могущество – это только суть проявление мужского? И откуда страх перед женской слабостью? Мужчины острова Гонт, где живет Тенар, почти сплошь невыразительные, убогие, а чаще ограниченные и жестокие. Даже Гед, вернувшийся из своего спасительного похода без магии, загадочно-застенчиво скрывается, переживая не столько физическую, сколько психологическую травму – превращение из великого волшебника в простого человека. И тут уже его бывшей пассии приходится, засучив рукава, лечить того, кем раньше восхищалась. Вплоть до укладывания в постель. Эротическая сцена между двумя условными стариками очень, простите, дамская и может вызвать только снисходительную улыбку. Даже сын Тенар, внезапно объявившийся в финале, демонстрирует грубую и тупую хозяйскую силу, власть над женщинами-прислугой.

Основная сюжетная линия посвящена тому, как Тенар пытается сберечь приемную девочку, которую изуродовали местные маргиналы – изнасиловали и бросили в огонь. Конечно, в последствии выясняется, что за чудовищным преступлением скрываются мотивы куда более магические и судьбоносные для всего Земноморья. Но Ле Гуин интересно смешивает Достоевского со Стивеном Кингом, оставаясь верной своему резковатому гуманизму. Король где-то на втором плане наводит порядок, пока Тенар занята домашними делами и выживает среди простой деревенской среды, окруженная неидеальными с точки зрения физических данных женщинами, но преданными и работящими.

Чудесное, сказочное спасение главных персонажей в финале Deus ex machina – тоже дань фэнтезийно-мифологической традиции, уповающей на вселенскую справедливость. И то, что виновница магических и немагических разборок все же желает оставаться среди людей – не ново и утешительно. Древняя мечта о всеобщем «довавилонском» единстве в этом романе вторична по отношению к упрямой, жгучей, болезненной разработке темы о бесправии женщины среди мужчин. О ее непонятости, фальшивой культурно-генетической покорности. Но то, что Ле Гуин не стала доводить сюжет до апогея и восстановления в правах с помощью своих героинь, говорит только о мудрости. И без этого хватает крикливых плакатов.

«Сказания Земноморья»
У каждого великого мира должна появиться своя история. С глубокими легендарными преданиями об изначальном, как бы случайными байками. О чем, собственно, Урсула Ле Гуин и написала в предисловии. Она поставила на одну полку историю человечества и воображаемые вселенные, уравняв их памятью и естественным желанием каждого летописца быть демиургом. В этом есть доля правды, как и в том, что современное производство фантазии поставлено на поток, просчитаны все штампы на успех, утрачена та степень свободы, которая позволяла вымышленному миру жить и развиваться, будто подлинному, а не служить для удовлетворения быстрой потребности в эмоциях.

Вот только в цикле повестей и рассказов Ле Гуин не расширила свое Земноморье, а фактически его перезапустила. Сказалось и разделяющее время, приход нового тысячелетия, а соответственно новых тенденций, которые волнуют писательскую фантазию. Все «Сказания Земноморья» продолжают феминистическую линию, прозвучавшую в романе «Техану». Пожалуй, она даже слишком навязчива, нервная, с накипью агрессии. На островах ведьмы начинают борьбу с волшебниками за право встать с ними рядом, за гендерное равноправие. И сколько бы внутренних сотен лет не разделяло истории о Земноморье, их герои будто бы клонированы. Утомляет ли это? Скорее нет, но напоминает отчаянный поиск историка в легендарных сюжетах ответа на современные причины шатания мироздания.

Мужские персонажи слеплены по образцу Геда, даже если они жили за века до него. В повести «Искатель» Выдра мог бы полностью считаться предком культового персонажа. Или Гед – реинкарнацией легендарного волшебника Темных Времен (да, в любой вселенной должны быть такие времена, когда рай утрачен и всюду творятся злобные и кровавые бесчинства). Схожая судьба у Диаманта из рассказа «Диамант и Темная Роза». Даже Огион, учитель Геда, чья предыстория рассказана в «Костях земли», прошел подобный путь. Безродный мальчик, невероятно одаренный, претерпевает непонимание окружающих, проходит через сомнения и тяжелые самокопания, чтобы обрести собственную личность, предназначение и совершить подвиг. Даже если это подвиг Диаманта – отказ от могущества и следование зову сердца.

Женские персонажи - родственницы Тенар. С независимым и строптивым характером, осознающих свое унизительное положение в мире магических мужчин. И благодаря обилию девушек и других ведьм в Земноморье появляется секс (или хотя бы разговоры о нем). Целомудренное эпическое повествование предыдущих романов обрастает трепещущей плотью и кровью. В том числе и благодаря откровенному насилию, конечно. Все диспуты сводятся к двум главным направлениям: должен ли настоящий волшебник хранить целибат и может ли женщина стать настоящим волшебником?

Есть еще одна группа персонажей, кочующих из сюжета в сюжет. Это злобные колдуны и невероятно могущественные волшебники, вставшие на темный путь. Они невероятно, даже карикатурно жестоки (как пьющий ртуть, оплаченную кровью тысяч рабов, Геллук), часто глупые и подлые (как в рассказе «На Верхних Болотах»).

Кульминацией всех мотивов, приемов и систем Земноморья становится повесть «Стрекоза». Действие ее происходит уже в «наши дни», сразу после «Техану». Читатели еще раз встревожены появлением зла, пришедшего из страны смерти, только уже в самое сердце магического мира – в Школу волшебников. И мужское эго посрамлено с помощью заглавной героини. Женщина берет свое право на истинное знание, если имеет к тому желание. И гендер не может быть препятствием. Мужчины сами виновны в том, что забрали власть неправедным путем (в «Искателе» об этом подробно рассказано). Правда, Стрекоза не совсем женщина, человеческая женщина. Но это, как отметила сама автор, лишь мостик к финалу цикла.

Перезагрузка мира ощущается и в стилистике. Появляется очень много земных, современных понятий и слов. Или это особенности перевода Ирины Тогоевой. Также она лишь частично переводит прозвища героев, а потому рядом с Чистым Ручьем и Выдрой могут сосуществовать Айвори, Амбер или Гифт. Да, транслитерацией имена звучат красивей и загадочней. Но не этого добивалась Ле Гуин. Тон повествования в таком варианте будто дает некую фальшь.

«На иных ветрах»
Фэнтези XX века – это путь от сказки до культа. И хотя формально Урсула Ле Гуин завершила цикл о Земноморье уже в другом столетии, он венчает эпопею, в которой читателя с головой окунают в эзотерические дебри, характерные для ушедшей эпохи. Собственно, так язычество прошло трансформацию от мифа до сказки. А тут наоборот. «Волшебник Земноморья» кажется наивной сказкой по сравнению с мрачным объяснением мирового устройство в романе «На иных ветрах». Здесь развенчиваются прежние, невежественные верования, чтобы открыть возможность для трансцендентной концепции свободы.

Свобода от смерти, мечты о бессмертии – получается, что весь цикл посвящен вопросам сохранения своей личности за пределами земного существования. Мистическая темная страна, чей образ навеян античными преданиями о царствах мертвых, оказывается рукотворной, да еще и нарушающей онтологический порядок. Нет смысла искать нестыковки. Как «Хоббита» и «Сильмариллион» Толкина разделяют года размышлений, так и у Ле Гуин последний роман цикла фактически самостоятельное произведение, в котором учтены лишь определенные сюжетные линии и ранее придуманные локации.

И человек в этой системе координат оказывается чрезвычайно ничтожным. Все предыдущие размышления писательницы о том, может ли женщина достигнуть власти и могущества, отступают перед тем, что человечество в принципе узурпировало не принадлежащий им порядок вещей. И по глупости своей, освобождаясь от страха смерти, закрепостили себя. Прямым выражением этого закрепощения становится стена. Из романтического знака, границы материального и нематериального миров, она превращается в зловещий символ, который не может не ассоциироваться со стенами концентрационных лагерей. Там в слепоте и неведении бродят души на выжженной человеческой неразумностью земле.

С помощью драконов Ле Гуин захлопывает перед человеком дверь в иное измерение, где царят свободные и идеальные драконы. С библейской беспощадностью она возвращает смертных в земной прах, направляя фокус на простые, семейные радости, лишенные пафосных переживаний о волшебном могуществе.
В последнем акте вселенской драмы вполне традиционно представления о непогрешимости перемешиваются. И те, кто всегда считался защитниками мироздания – волшебники в своей островной цитадели, оказываются слабыми и подозрительными. А мудрейшие приходят из королевства варваров, которые раньше ассоциировались только с жестокостью и тоталитаризмом. Самая несправедливая несвобода оказывается внутри мира и спокойствия. И с женской лукавостью Ле Гуин не упускает возможности подтрунить над молодым королем Лебаненном. Если в политике он и силен, то комедийно и нелепо проигрывает женскому союзу в самых бытовых вещах. Зато любой каприз, эксцентричность женщины имеет свое непререкаемое обоснование. Вообще, все, что не касается политико-мистической стороны романа, сильно напоминает приемы дамской прозы. Ле Гуин будто отпустила себя, напоследок дав читательницам привычные и знакомые ориентиры в мужских и женских отношениях, где бы женщина имела непременно лидирующую роль. И тогда финалом будет прекрасная сказка о том, как принцесса выходила своего короля, пока тот скитался в других мирах, защищая отечество. Наивно, но очень логично в том направлении, которая писательница выбрала для Земноморья во второй части цикла.

«Краткое описание Земноморья»
Вовсе необязательный документ, который призван примирить начало цикла с его финалом. Но в текст вошли разработки из последних романов и рассказов, в которых Земноморье предстает мрачным и деградирующим миром, полным социальных несправедливостей, сексизма и расовой нетерпимости. Есть намеки не только на религиозный фанатизм, но и на нетрадиционные сексуальные отношения между ведьмами. Правда, несколько ранее, в одном из произведений, ведьминский союз преподносился исключительно как возможность для женщин выжить среди предрассудков. Да и что делать ограниченным мужланам среди тех, кому подвластны Древние Силы Земли?

Креационная теория сотворения Земноморья отодвигается на второй план и почти нивелируется политической историей последующих тысячелетий. Вообще, в этом описании культурное наследие меньше интересует Урсулу Ле Гуин, чем государственное устройство и политический таймлайн. В результате, ничего не объясняется и не уточняется, чего бы нельзя было отыскать на страницах цикла.

Художник Сергей Григорьев создал несколько классических иллюстраций, подчеркивающих суровую и жестокую атмосферу последних произведений Ле Гуин о Земноморье. На открывающих каждую часть изображениях герои застигнуты в момент кульминации их страданий. И даже пролетающий над неспокойным морем дракон как бы уносит из реальности свет и радость, оставляя грозную скалу – возмездие за прошлые людские ошибки.