4 Прошлое – другая страна, когда всё делали по-другому и опыт людей был иным

В далёкие времена Средневековья опасность подстерегала на каждом шагу: можно было умереть в результате родов, неудачно свалиться с лошади и остаться на всю жизнь инвалидом или оказаться насмерть «замученным» докторами. Для человека тогда большое значение имела загробная жизнь, надежда попасть в рай и страх перед адом были для него реальностью, а не просто абстракцией.

Коллективный труд «Страдающее средневековье» знакомит читателя с историей и изменчивыми смыслами средневековых христианских образов. Мозаики, миниатюры и фрески наполняют странные, поразительные существа. Вызывающее, на современный взгляд, соседство святого и комично-непотребного, высокого и низкого (темы телесного низа) регистров было нормой в ту эпоху. Авторы называют такое сочетание «контрастным монтажом». Низкий регистр заключал в себе целый спектр значений: от смешной пародии до ассоциаций с плодородием и процветанием.
Многие предметы могли выступать и как символы добродетели, и как символы греха. Пример подобной дихотомии - часто встречающийся образ льва. Лев отождествлялся с евангелистом Марком и одновременно мог олицетворять сатану.
В книгах религиозного содержания присутствовали так называемые маргиналии – комичные или непристойные (или и то и другое) иллюстрации, расположенные не в центре листа, а на его окраинах. Одна из излюбленных тем маргиналий – телесный низ: пожирание и испражнение, дерьмо и семя, фаллос и зад, непристойность и плодородие. Вставки такого рода снижали пафос, огрубляли священные образы, выступая в качестве карикатур, пародий, своеобразного «перевёрнутого мира», где высокое и низкое менялось местами. К примеру, в принадлежащем одной французской даме часослове XIV века присутствует изображение «человечка в колпаке, напоминающем митру епископа. У него нет рук, зато есть огромный фаллос, который заканчивается ладонью, сложенной в жесте благословения».
Если неподготовленного читателя может поразить, что богобоязненные люди Средневековья позволяли себе такие вольности и проявляли повышенный интерес к скабрезным сценам, то для тех, кто в теме, это вряд ли будет новостью. Разноплановые сатирические изображения были важным политическим инструментом.
Решение американского журнала Life в 1948 году «отредактировать» публикуемую в нём миниатюру XV века, пройдясь ретушью по половым органам изображённых на миниатюре людей, иллюстрирует, как изменяется мировоззрение и как средневековая этика плохо сочетается с моралистскими предрассудками XIX-XX веков.

То, что в XV в. было приемлемо для заказчика-аристократа, спустя 500 лет показалось уже непристойностью.

Нередко можно встретить изображения гибридов (одна из форм монструозных образов, сращение человека и зверя). Согласно авторам, сегодня невозможно точно определить, какую роль должны были играть средневековые гибриды, эти одновременно устрашающие и смешные противоестественные существа. Одна из функций гибридов – демонстрация природы греха, зверя, скрывающегося в человеке. Другой задачей гибридов - забавных карикатур, не щадящих даже римских понтификов - было, вероятно, потешать публику.
Они могли также играть роль «амулетов», оберегающих владельцев рукописи от тёмных сил. Фигуры гибридов как способ напомнить об аде или просто декор, не несущий смысловой нагрузки? А может, средневековые творцы вкладывали в них какое-то иное, ускользающее от нас сегодня значение? Единого ответа не существует.

Смыслы, которые могли быть заключены в гибридах, столь же изменчивы и подвижны, как их тела.

Скрытый символизм позднего Средневековья хорошо просматривается на знаменитой картине Иеронима Босха «Сад земных наслаждений». До сих пор специалисты не смогли подобрать ключи ко всем загадкам этого полотна.
Несколько фрагментов картины:

Специфическая двойственность, переходы от высокого к низкому, от сакрального к профанному характерны для средневековой иконографии и, можно предположить, для средневекового мировоззрения в целом.
Однако наметились признаки перемен. На излёте Средневековья церковь, прежде снисходительная, стала враждебно относиться к подобным непристойным образам. Мир менялся, набирающее силу движение Реформации бросило вызов католической церкви… В Раннее Новое время (XVI-XVII века) средневековой визуальной вольнице пришёл конец, контроль за церковной иконографией постепенно становился жёстче.

В книге подробно разбираются образы Троицы, одного из ключевых символов христианства. Средневековые мастера задавались вопросом, как следует изображать три ипостаси Бога. Святого Духа часто изображали в виде голубя или языка пламени, Христа - в виде младенца или взрослого, а Бога-Отца – в виде старца с бородой (также существовало мнение, что поскольку Бог вездесущ, его невозможно отобразить). Такое изображение Троицы понятно современному человеку, но в Средневековье было и много других, нередко на современный лад странных, способов изобразить триединого Бога. Его могли представлять и как монстра, возможно, чтобы показать тождество трёх ипостасей и при этом подчеркнуть их различие. Троицу иногда представляли «с двумя или тремя головами на одной шее, с тремя лицами, смотрящими в разные стороны, или с тремя телами, слитыми воедино». Женоподобные образы, фигуры без пола могли подчёркивать вездесущность божественного начала. Необходимо было визуально донести до непросвещённых мирян абстрактный и сложный для понимания образ.

Рассматривается связь алхимии с христианской иконографией. Основной задачей (opus magnum) алхимиков было отыскать философский камень, который, как считалось, можно было получить путём ряда манипуляций над четырьмя неблагородными металлами. В результате они должны были превратиться в эликсир, превращающий металлы в золото. Алхимики в Средние века использовали христианские образы, чтобы поднять собственный престиж. Они, к примеру, проводили аналогии между эпизодами из Писания и стадиями алхимического процесса.

Подобно воскресению, сублимация – переход вещества в газообразное состояние – подразумевала движение ввысь.

Повседневность также проникала в иконографию. Художники порой создавали иллюзию реальности, изображая священные сюжеты в привычной для зрителей того времени обстановке. Шпиль готического храма мог неожиданно возникнуть на изображениях Голгофы.

Образы отнюдь не были статичны. Их трансформацию легко проследить на примере Иосифа, мужа Девы Марии. Его изображали и как «смешного и жалкого старика», и как подкаблучника на побегушках у своей жены (Иосиф дремлет, готовит еду для Иисуса, выполняет «женскую» работу). Наряду с комичными образами, существовали и одухотворённо-возвышенные (отец-кормилец, глава семьи). Иосиф как любящий отец и кормилец младенца Христа, добывающий пропитание во время бегства святого семейства в Египет. Одни и те же события могли трактоваться по-разному, в зависимости от целей (высмеять или возвысить), которые ставили перед собой мастера.
В XVI веке Марию, Иосифа и маленького Христа также изображали как идеальную семью, что, вероятно, повлияло на возникновение протестантской традиции семейного портрета.
Следует отметить, что заголовки в книге подобраны так, как это обычно делают авторы постов в соцсетях, стремясь привлечь внимание («Иосиф – подкаблучник или кормилец?», «Гендерный беспорядок: кто в семье главный?»).

Подытоживая, средневековое искусство совмещало сакральное и комическое, божественное и эротическое, грани между которыми были зачастую очень тонкими.