4.5 Жуткое. Прекрасное

Такое гипнотическое воздействие на меня имеет только Фолкнер. Я проваливаюсь в его книги полностью. А с учетом того, что в этих романах редко когда происходит что-то хорошее, то и ощущения от чтения соответствующие – гнетущая тоска, боль, удушающее ощущение безысходности. Беспросветный "Свет в августе". Зачем же я его читаю? Почему ставлю такие высокие оценки и стараюсь растянуть его романы на один в год? Потому, что этот мир – он такой живой, такой реальный, что будто ты переместилась во времени и пространстве и, будучи невидимкой, нахожусь прямо там, среди этих людей, среди этих полей.

Литература Фолкнера – она для читателя, который готов открыть все свои чувства для восприятия Слова. Когда он описывает этот самый предосенний свет в августе, сжимается сердце и выступают слезы от переполняющих чувств. Ведь в это самое мгновение, даже если я еду серым утром ноября в электричке, я оказываюсь в самом настоящем августе, именно с таким солнцем, именно с таким светом. И именно с такими чувствами. Весь описательный Фолкнер такой. Даже если вы не были в таких местах, не чувствовали эти ароматы и не слышали эти звуки, он несколькими словами может окунуть вас в этот щемяще-реальный "котел жизни". Это потрясающее ощущение – чувствовать каждой порой кожи то, чего на самом деле в настоящий момент нет.

Но если пропускать через свои усталые ступни легкую прохладную воду ручья очень приятно, а чувствовать аромат увядающей осенней природы хоть и грустно, но очень светло, то слышать голоса его героев в своей голове – точно удовольствие не для слабонервных. Конечно, это не "Шум и ярость", с тройным потоком сознания. Но и в этом романе можно услышать четкие голоса нескольких главных героев. И тут еще одно преимущество Фолкнера – он все-таки серьезный и тяжелый писатель. Взять и читать несколько часов подряд его очень сложно. Иначе можно было бы поймать у себя начинающиеся симптомы шизофрении.

Я старалась закрывать книгу, если заканчивалась речь одного рассказчика и начиналась другая. Фолкнер потрясающе распределяет роль рассказчика, передает её от одного свидетеля другому. Мы не получаем никакой информации от автора, только антураж. Все события до нас доносятся практически из первых рук. И каждый раз рассказ идет по новому пути: это исповедь или признание, сплетня или журналистский репортаж. И только в одном случае это был рассказ от первого лица. Да и тот скорее не повесть, а внутренняя беседа самим с собой. Сначала такая форма сложно воспринимается, но потом ты впускаешь себе в голову персонажа, наделяешь его голосом и слышишь уже его. Из-за того, что каждый из рассказчиков обладает уникальными чертами, уникальной тональностью, то весь роман пронизан полифоничностью. Вроде бы в нем почти нет прямой речи главных героев. Но при этом роман насыщен жизнью, реальностью, настоящими людьми. Фолкнер создает уникальный формат литературы, не когда перед глазами читателя проходит история, как фильм. А когда ты, читатель, стоишь рядом с каждым из рассказчиков, сидишь напротив них за разваливающимся столом, едешь в одном поезде. И слушаешь историю. Которая происходит прямо сейчас, тут же, рядом.

C.R.
У меня Фолкнер в собрании сочинений, с лаконичной черной обложкой. Поэтому совершенно ничего не затмевает мне воображение. Никакие пейзажи не заменяют то, что описывает Фолкнер. И это прекрасно. Хотя обложка на указанном тут издании неплоха.

Очень странная основная обложка американского издания – какой-то инопланетный "свет в августе. Пожар, хоть он и важен в этом романе, но вовсе не центр его. А вот обложка советского издания – шедевр. Стопроцентное попадание в суть и эмоцию.