4.5 Люди гибнут за металл

Это не самая сильная вещь у Цвейга, зато самая позитивная.
С самых первых строк была уверена, что в финале героиня покончит с собой каким-нибудь невероятно романтическим и нелепым способом: бросится в воду, застрелится или будет живьём взята в ад, как героиня сказки Андерсена про красные башмачки. Альтернатива, унылое бюргерское счастье, для Кристины уже невозможна. Однако автор придумал третий вариант. И я ему за него очень благодарна: финал неожиданный, спорный, почти безнадёжный, но - это жизнь, а не смерть!
Итак, Кристина, чья юность была уничтожена войной, дочь больной матери, работает в австрийском почтовом отделении. В чудовищно, невыносимо скучной конторе:

"...единственным украшением присутственных мест можно считать разве что яркие плакаты, которые с грязных некрашеных стен приглашают посетить давно закрывшиеся выставки, купить лотерейные билеты, а в некоторых забывчивых конторах – даже призывают подписаться на военный заем".

Вдруг её приглашает в гости тётка и её муж, богатые американцы (сегодня уже никто не хочет вспоминать, как сестра матери обзавелась деньгами). Семья и близкие встревожены,

"Кристина же спокойна и молчит: она давно отвыкла думать о себе".

Девушка живёт, как во сне: радость жизни оставила её давным давно, остался только долг перед матерью и повседневная рутина, наполненная более или менее тоскливыми или пугающими событиями:

"Кристина... сообразила, что этот человек в форме не намерен причинить ей зло, арестовать и увести, он хочет лишь ознакомиться с ее паспортом, который она и вытаскивает одеревеневшими пальцами из сумочки".

Интересно: героиня не совершила никакого преступления, но реагирует на появление полицейского как матёрая преступница! Только человек, полагающий, что заслуживает только самой злой судьбы, постоянно ожидает неприятностей. Мне кажется, когда живёшь в атмосфере беспричинного преследования, невольно пожелаешь совершить что-то противозаконное. Просто чтобы страдать не напрасно...
Но лучше не забегать вперёд. Сказочная Швейцария - заснеженные вершины гор, красиво одетые счастливые люди кругом, вкусная необычная еда и иллюзия свободы от обязательств - подобно ножу хирурга, ампутировала Кристине прежнюю жизнь, ничего не предоставив взамен. Мне трудно испытывать по отношению к героине что-то, помимо сочувствия. Даже тётке, весьма прагматичной даме, становится не по себе, когда та видит племянницу спящей:

"Тетю вдруг озаряет догадка: она и во сне боится, даже во сне. До чего же бледные у нее губы, и цвет лица какой нездоровый, а ведь совсем еще молодая и спит как ребенок… Наверное, от плохого питания, рано пришлось самой зарабатывать, намыкалась, измоталась, совсем изнуренная, а девочке и двадцати восьми еще нет".

Невозможно упрекнуть Кристину в "самозванстве": она просто позволила называть себя тёткиной фамилией. Девушка всегда вела себя естественно, как живой, чувствующий человек, а не полная ханжества кукла: восхищалась природой, влюблялась, отдавала равнодушному, лицемерному "высшему обществу" всю нежность, все сокровища своего сердца.

"- Как ты себя чувствуешь, дядя? Тебе лучше? Господи, если б я знала, никуда бы не поехала! Но сейчас ты хорошо выглядишь, честное слово, тебе лучше, да?
В полной растерянности он смотрит на нее: испуг ее неподделен. Она совершенно забыла о себе... Только одно поняла, что добрый старый человек болен. И испугалась за него, не за себя."

Ясно, это не могло не кончиться трагически. Тётка вкратце описывает претензии, которые "высшее общество" предъявляет девушке:

"Она все время носится туда-сюда, всегда лезет вперед, хочет быть везде первой, во все ей надо вмешаться, со всеми переговорить… С каждым готова подружиться…"

Ай-яй-яй. Так нельзя!
Кристину "изгоняют из рая". Но вернуться в прежнюю жизнь невозможно. Многие её за это осуждают: мол, поскромнее надо бы! И вообще: мать бросила... "так пойди же, попляши". Мне же мысль, что ребёнку следует полностью бросить свою жизнь под ноги больному родителю, кажется непереносимой. Разве для этого мы их рожаем? Пусть идут своей дорогой. Уже эти тройные кидания на шею перед отъездом дочери неприятно поразили меня: что это, как не манипуляция, как не собственничество? Разве порядочная мать позволит себе показать свою слабость, когда ребёнку нужна поддержка, когда он собирается вылететь из гнезда? Ужасный эгоизм. Я бы даже сказала, что помереть в подобной ситуации было предательством, но тут уже не уверена, что меня поймут... Смерть - это наша общая судьба, ничего особенного, не нужно превращать её в орудие пытки собственных детей. Надеюсь, мне удастся не струсить в подобной ситуации.
Кристина возвращается "из Нарнии" в убогую серую повседневность.

"Словно кто-то тайком, во сне, накапал ей в глаза что-то горькое, злое, ядовитое – таким видится ей теперь мир, отвратительным и враждебным".

Мечтать?.. Всё, о чём мечталось, уже было и прошло. Хобби, книги, иные виды сублимации, предоставляемые одинокой современной женщине, Кристине чужды: времена другие, пути эмансипации неизведаны, упрекать героиню в том, что не занялась иностранными языками или сбором лего - смешно. Друг мужа сестры, Фердинанд, вернувшийся из русского плена, хорошо понимает беспомощность, унижение бедности, гнусность борьбы за существование:

"оба чувствуют безграничную власть денег, могучих, когда они есть, и еще более могучих, когда их нет".

И "австрийские Бонни и Клайд" выходят на тропу войны против общества.
Разве это не жизнеутверждающий финал?..
Жаль, что Цвейг не решился на что-то подобное в Бразилии!