4 Книги — мой дом

Если вы можете так сказать о себе, то эта книга для вас, и да — самое время поставить номер участкового психотерапевта на быстрый набор. Например, я могу так о себе сказать, но со своим любимым психотерапевтом вижусь регулярно, поэтому никаких проблем с чтением этого «книжного триллера», где самое ужасное — это книги, у меня не было.

Вас никогда не пугали книги?

Каждый год я дарю студентам не меньше пятидесяти книг, и всё равно приходится добавлять новый книжный шкаф или ставить книги в два ряда; они с невинным видом бесшумно заполоняют дом. Я не в состоянии остановить их.

Жизнь главного героя — Карлоса Брауэра — превратилась в кошмар из-за книг. Сперва он ещё сопротивлялся, пытался каталогизировать, расставить книги «по своим местам», но книги были не согласны: не нужна им система, не хотят они подчиняться человеку. В конце, когда Карлос ещё считал книги своими друзьями, но уже понимал, что ему их в жизни не перечитать, он попытался построить из них бумажный дом. Буквально. По сути, бумажный дом — это символ кошмара, одержимости, жажды обладания книгами, когда, в конце концов, они становятся хозяевами в доме и вами — обладают. Библиотека — это целая жизнь, и она вам больше не принадлежит. Ещё Кирини доказал, что коллекционирование — опасная вещь.

И по Домингесу, самое большое зло этого кошмара взаимного обладания в том, что книги стоят на своих полках мёртвые, нечитаемые, заброшенные и никому не нужные. Просто это не очевидно, пока у вас всего два-три книжных шкафа. Для наглядности нужна библиотека в 20 тысяч экземпляров — как у Брауэра. Если для того, чтобы собрать такую огромную библиотеку, нужна целая жизнь, то в чём смысл этой жизни? Велика ли разница между книгой, без дела стоящей на полке, и жизнью, посвященной коллекционированию сотен и тысяч «бездельных» книг? И то, и другое — сильно ли это отличается от книги, вмурованной в стену бумажного дома?
Но пока у вас на полках стоит всего сотня книг, вы утешаете себя, что есть ещё время читать и перечитывать, их мудрость и нутряные сокровища не бесполезны. И продолжаете покупать новые. Я такая же, я понимаю это. Стараюсь приобщать друзей к чтению, даю им книги почитать, отдаю книги на буккроссинг, и сама читаю и перечитываю любимое. Но всё равно «два-три шкафа», которые у меня были, когда я догадалась о том, насколько бессмысленно им стоять вот так, без дела, без пользы, в предвкушении моего порабощения, — уже разрослись до пяти.

Если постараться не думать о книгах как о маленьких бумажных злодейках, коварно хихикающих на своих полках, то «Бумажный дом» становится совсем грустным — как поэма о смертности книг. Жил-был Карлос Брауэр, который сошёл с ума и убил все свои книги. Люди могут сказать, мол, мы смертны, и только книги вечны, однако и книги могут погибать: вот их тела, вот их остовы, до них можно дотронуться — но их нельзя прочитать. Поэтому они мертвы. Предпочитаю думать о том, что книги были антагонистами, но Брауэр смог победить и выжить.

А ещё отчасти это книга о том, как люди становятся писателями: пишут словно сражаются — чтобы пробить стену молчания и безвестности (тогда как я читаю словно сражаюсь за место на полках). Один из персонажей даже сказал рассказчику, что читатель ни в коем случае не должен становиться писателем: он путешествует по уже созданному ландшафту, и всё, что приходит ему в голову во время чтения — это ответная реакция, а не чистое вдохновение. И рассказчик согласен с этим, поэтому заводит сказ о «Бумажном доме», только потому что у него есть личный опыт, требующий осмысления и художественного воплощения.
То есть это рассказчик так говорит. Кто знает, как много общего у него с автором? Рассказчик знакомит нас с историей Бумажного дома, начиная повествование где-то на полпути между своей постелью и кладбищем — проще говоря, открывая историю восхитительно литературной смертью своей бывшей любовницы. Да, жанр этой повести ближе всего к триллеру, но смерть Блюмы Леннон была трагической случайностью (так нам позволяют думать). После смерти Блюмы на её адрес приходит посылка с явно выломанной из цемента книгой — ещё не страшно, но уже близко. Спустя какое-то время рассказчик узнаёт, что книгу прислал бывший любовник Блюмы, но поздно. Поздно и в том смысле, что она уже умерла, и в том смысле, что у рассказчика проснулось любопытство.

Такая завязка и такая героиня остро напомнили мне Молли Лейн: она так же умерла на первых страницах «Амстердама», и потом её любовники до самого конца тащили на себе крест сюжета. Бедная Молли. Бедная Блюма. Но и в том, и в другом случае о триллере или детективе можно говорить только с натяжкой. Если рассказчик этой повести и расследовал что-то, то убийство книги, а не человека. В главе «Один» он находит «тело», в главах «Два» и «Три» беседует со свидетелями — Динарли и Дельгадо. Они были друзьями Брауэра: дальним и близким соответственно. В последней главе он, наконец, узнаёт, что стало с «преступником», и восстанавливает ход событий, которые привели к появлению в его жизни зацементированной книги — случайному или судьбоносному. А мы вместе с ним узнаём, почему человек мог решиться уничтожить труд всей своей жизни — двадцатитысячетомную библиотеку, — первый раз превратив её в бумажный дом, а во второй — разрушив его.

(На всё воля Авторская. Во имя Автора, Читателя и святого духа Книгоиздания, аминь).

Ничего не понятно, да? Но история интересная. Честно говоря, «Бумажный дом» больше напоминает подборку эссе о книгах и чтении вперемешку с байками из окололитературной жизни, собранных в художественно-сюжетном порядке. Но художественный текст может быть и таким. Тем более, если он написан в очень борхесовском духе — уж Борхеса-то мы любим и признаём безоговорочно. Или кортасаровском? Даже не знаю, чего здесь больше. Так или иначе, всё соразмерно, лаконично и пугающе похоже на правду. Бр-р-р. Пойду что ли книжные полки разберу.