4 На крыльях орла и спине черепахи

Самый сильный образ этого романа, на мой взгляд, это, конечно, изображение хода истории то на крыльях орла, то на панцире черепахи. Потому что такая странная особенность времени, как умение одинакового его промежутка то длиться, то мчаться, отмечается многими, но вот объяснима может быть только чем-то похожим на такую притчу...
Вообще, под парадоксальным названием "Изгнание из ада" прячется весьма интересный и непростой роман, рассказывающий не столько о еврее-антифашисте Викторе Абраванеле, живущем в Австрии конца ХХ века, сколько об исторической личности - Самуиле Манассии бен-Израиле, родители которого бежали из Португалии в Нидерланды в тревожном XVII веке.
Самуил, или Мане, на наших глазах растет, переходит из одной религии в другую, испытывает проблемы в конкуренции с более талантливым соучеником, с трудом осваивается в обычной социальной жизни, его постоянно преследуют самые разные неудачи, научные и житейские, но все-таки жизнь дарит ему в итоге неожиданную встречу с учеником, который не только оправдает жизнь своего учителя, но и прославит его в веках. Этот пласт романа задел меня крепко.
История же Виктора делится на две линии - воспоминания о судьбе его близких, евреев, попавших в мясорубку Второй Мировой, и его собственная судьба, в которой главной проблемой становятся сначала нежелание сидеть тихо на стуле, а затем - сомнения в собственной мужской состоятельности. И если параллели между историей жизни семьи Манассии в семнадцатом веке, и бабушки с дедушкой Виктора в середине двадцатого - хоть как-то могут претендовать на равновесность, то метания самого Виктора, родившегося в 1955-м, между троцкизмом, научными изысканиями и собственными комплексами, выглядят как насмешка над всеми поколениями евреев, которые ждали мессию из рода Абраванелей. Мессия, который придумывает какой-то нелепый фарс в качестве судилища над своими бывшими преподавателями? Который, будучи уже вполне взрослым, продолжает искать всеобщего одобрения и признания от бывших гонителей?
В общем, для меня в этом романе не хватило глубины линии Виктора, поскольку рядом с судьбой Мане его история смотрится какой-то нелепой... Но автор, буквально на полуслове оставляя Манассию, постоянно возвращается к своему горе-провокатору, который решил отомстить собственным мучителям - равнодушным учителям, безжалостным соученикам, устроив скандал на встрече выпускников. Надо сказать, что эти возвращения довольно скачкообразны - не сразу понимаешь, почему занимательный рассказ о треволнениях в жизни Мане внезапно прервался очередными эскападами троцкиста Виктора.
В остальном, книга полна занятными параллелями и любопытными перекличками сюжета, а местами автор срывается буквально в фарс - чего стоят, к примеру похороны антисемита по еврейскому обряду, а еврейки - по католическому?
А как перекликается взросление Виктора в школе-интернате, куда он сбагрен родителями, с отторгнутым от семьи взрослением Мане в монастырской школе... Тут горечь перемежается иронией, а боль и унижение - насмешками. Кстати, тут мне почудилась какая-то попытка автора погрузиться в собственную судьбу, ведь Манассия - так созвучно для нашего уха фамилии Менассе, а Виктор и Роберт - практически ровесники с явно близкими корнями.
Наверное, такое балансирование между трагедией и фарсом не является недостатком книги, но для меня скачки от боли и ужаса загнанного в угол Мане к штудированию компанией Виктора за завтраком книги "Функции оргазма" оказались все-таки чрезмерными.
Книга удивительная. Советовать её сложно, но и выкинуть из головы по прочтению - точно не удастся. Она что-то задевает и бередит... толкает на размышления.