5

Маленькая книжечка, написанная двумя людьми и вышедшая в 1848 году, создала предпосылки создания нашей страны в 1917. Маленькая повесть, написанная одним человеком и вышедшая в 1988 году в журнале «Искусство кино», обеспечила август 1991. Прочёл её ещё до выхода отдельного издания, рассматриваемого здесь. Это была перепечатка в нескольких номерах газеты «К» в 1989 в Челябинске. (Газета называлась «Комсомолец» и очень этого стеснялась, так что в шапке у неё был нарисован кубик с большой буквой (как в детском лото), а по вертикальному краю некрупно виднелось полное название). Прочёл тогда, потому что земля слухом уже полнилась сверх меры.
Мне нравится слушать, как Кабаков читает свои произведения. Какая-то в них вселенская тоска и пессимизм, а в устах автора очень искренняя и безутешная. Из разряда Экклезиаста.
Сам он говорит, что написал книгу по следам Сумгаитских событий. Не знаю, насколько уместно говорить об исторической подоплёке написания текста здесь, но не обозначить прямую связь между временем и повестью невозможно.
Даже поверхностного взгляда достаточно, чтобы понять, что всё в ней вторично. Название – на слуху, потому что невозвращенцами назывались те, кто уезжал за границу в составе официальных групп, а там искали убежища в ближайших супермаркетах. Путешествие во времени – уже крутили в видеосалонах первый фильм «Назад в будущее». Время, где очухивается герой повести, 1993 – обязано Виктору Гюго с его «93-им годом». И затравка ходульная – КГБ становится известно, что сотрудник какого-то института знает доподлинно, что будет в Москве в 1993 году. Но при всём при этом книга срезонировала как откровение.
Всякий раз, перечитывая повесть, выискиваешь метод путешествий во времени. И ясно только, что для Кабакова это совершенно неважно. Если в начале истории все разговоры с сотрудниками госбезопасности сопровождались непременным закуриванием сигарет, то в конце перескок совершается без объяснений да ещё и с перетаскиванием другого живого человека с собой.
С чем же угадал Кабаков? Парадокс в том, что ни с чем. Вообще! (Детально я рассматриваю это в подвале). В чём же феномен повести? Неужели достаточно было печатного слова – и государства не стало? Нет! В начале (до слова) было чудовищно огромное желание чтения, страна - один читальный зал, где все читали одно. И ещё тектонический сдвиг мозговых платформ. Вот когда пришло слово, и слово пришло от Кабакова. И если честно, тогда ведь не важно, что было сказано, всё равно услышано было бы это. А дальше были обознатушки и «праздник непослушания»!
Примечательно, что в Ленинграде, где по сравнению с Москвой даже массовку не удалось собрать, режиссёр фильма «Невозвращенец» подсуетился, дозвонился Собчаку и попросил показать его фильм по телевизору, потому что там, де, есть сцена расстрела Собчака. Фильм был показан за неимением других событий. Правда, обещанной сцены в кино не было. Был тир, где говорящие генералы (что уже само по себе выглядело фантастично) стреляли по мишеням, к которым были прикреплены портреты.
Так что же, неужто книги могут быть столь разрушительны, а нам остаётся только уподобляться Пятачку, удивляющемуся: «И что же это так бункнуло?» Теперь нет. Нет больше «Мы», и даже мы (каждый по отдельности) не читаем одно.
Так может не читать её теперь, раз дело давнее? Да, отчего же не читать? У Александра Кабакова хороший русский язык. А что реальность не та, так теперь можно воспринимать этот факт, как попадание именно не в ту реальность. Сами-то мы где сейчас?
И всё же одно нельзя простить писателю. В самом конце его герой говорит: «Здесь всё будет нормально. Главное — что мы уже не там».

Манифест коммунистической партии