4

[под впечатлением от других рецензий решил, что надо бы ̶н̶а̶д̶е̶т̶ь̶ ̶б̶е̶л̶о̶е̶ ̶п̶а̶л̶ь̶т̶о̶ сказать об очевидном, а именно, что:]

"Улыбка Пол Пота" - книга не о геноциде в Камбодже. Точнее, не картина геноцида: в ней минимум информации о том, что происходило в стране между 17 апреля 1975 года и январем 1979, и есть лишь обрывочное описание жизни при красных кхмерах. "Улыбка Пол Пота" - книга о границах знания в эпоху недоверия к большим нарративам. О широком зазоре между реальностью-как-она-есть и способностью отдельного человека ее увидеть и интерпретировать. О том, как человек сталкивается с феноменом, который далеко превосходит его познавательные способности, а потом осознает, что его лично добытое знание отказывается вмещаться без противоречий в общее - и пытается жить с этим конфликтом дальше.

Собственно, стержень книги - это не путешествие членов Ассоциации шведско-камбоджийской дружбы, которые проехались по гибнущей стране в августе 1978 года и ничего подозрительного не увидели. Это их реакции на то, что они узнали о Камбодже после возвращения, и на несовместимость новых сведений с тем, что они видели сами.

• Гуннар Бергстрём признал, что ошибался, и раскаивается в том, что косвенно помог геноциду;


• Ян Мюрдаль до сих пор ставит личный опыт выше коллективного знания и яростно отрицает сам факт того, что режим красных кхмеров уничтожал людей в промышленных масштабах;


• Хедда Экервальд смирилась с тем, что не увидела геноцид, но не может совместить свой опыт с тем, что узнала позже, и избавиться от сомнений в коллективном знании;


• Марита Викандер (в книге - Анника Андервик) видит трагедию в целом, но отказывается вписывать свой опыт в коллективное знание и тем самым изымает свой поступок из контекста геноцида.

Взгляд Идлинга ближе всего к позиции Бергстрёма. Он ищет способ примирить непосредственное знание с коллективным, вместить одно в другое, чего другие члены делегации сделать не смогли. Для этого Идлинг выбрасывает из книги всякое коллективное знание, не выводимое непосредственно из проверяемых источников, - и знание о Камбодже стремительно испаряется вообще: остаются ничего толком не говорящие факты из жизни Салот Сара, да и тех все меньше, чем ближе дело к революции, а после 1975 информация о верхушке красных кхмеров становится полностью непроверяемой; остается более-менее задокументированная история режимов принца Сианука и генерала Лон Нола; остаются скудные обрывки воспоминаний жертв и палачей; остаются революционные лозунги - стилистические скрепы текста, закопченное окно в мышление режима. Ничего больше.

Камбоджа эпохи геноцида - черная дыра, о которой ничего не известно, кроме того, что в ней погибло от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов человек. Как именно - выяснить практически невозможно: в тюрьмах почти никто не выжил, бывшие красные кхмеры массово отказываются говорить о прошлом, а опыт жертв геноцида дробится на конкретные случаи, которые не объединяются в непротиворечивый нарратив. Сколько именно людей погибло - тоже неясно: достоверные данные о демографии дореволюционной Камбоджи, на которые можно было бы опереться, отсутствуют, а экстраполяции дают разброс свыше миллиона жертв. Невозможно даже со стопроцентной уверенностью утверждать, что без красных кхмеров вбомбленная американцами в неолит страна избежала бы массового голода и - кто знает - такой же катастрофы.

Попытка сконструировать из этих элементов целостный нарратив приводит то к заполнению щелей между личными историями камбоджийцев мифами, как получилось с утверждением, будто красные кхмеры убивали всех, кто носил очки, то к отрицанию этих историй из-за несовместимости с мировоззрением, как вышло у Хомского (прекрасная и грустная история, достойная отдельного текста).

Вместо этого можно оттолкнуться от собственного опыта, отправившись в путешествие по местам, где когда-то проехала делегация, и сравнив то, что увидели они, с тем, что получилось увидеть самому. Можно отказаться от подбора свидетельств, чтобы замысел не исказил восприятие. Можно столкнуть мелко нарезанные факты и воспоминания, заставить их резонировать и противоречить друг другу, чтобы показать, как мало мы можем описать, как много нюансов и оттенков в наших опытах, как тяжело их сочетать - хоть в ограниченном масштабе иногда можно: ответ на вопрос "почему шведы ничего не заметили" в книге есть, и он печален - за всеми ужасами геноцида скрывалось обычное коммунистическое государство, насквозь пронизанное притворством, самодурством и халтурой, обмануть иностранца в котором было не сложней, чем провести начальство.

И в конце концов - можно расколдовать собственное видение современности и задать себе простой вопрос: что я буду делать, когда окажется, что на моих глазах происходило преступление, а я его не признал.

Источник