4

Я говорю, что Карельский перешеек - тайное, сумасшедшее место; мне никто не верит. У меня голова кружится от судьбы этого клочка земли, от того, как не живется ему спокойно.

Так приезжаешь в Выборг, а там на платформе надписи на финском. И вывески некоторые (например, "Здоровый малыш") тоже на финском. Так и видишь финна, который приехал за подгузниками в Россию.

Мне всегда было интересно, что же чувствовали все эти люди: и те, которых лишили дома, и те, кто ездил на дачу в Келломяки, а потом смог вернуться только через 40 лет, и те, кто приехал сюда, на новое, чужое место, и те, кто вернулся в город детства через черт-знает-сколько лет.

"Вилла Рено" не отвечает на эти вопросы, но приоткрывает завесу над духом места.
"Все пустое, - говорит нам берег. - Все пустяки. Течет, меняется, приходит и уходит, вечна только вода, вечны только сосны, море и песок, только морок прибудет здесь всегда".

В романе есть дачники, оставшиеся в Келломяках после революции; есть съемочная группа, снимающая про них кино, есть академик Павлов, Иоанн Кронштадтский, Павел Флоренский, собаки, люди, виллы, новые русские, девочка Катриона, лагеря, Сталин, Леонид Андреев, черти, индус, песни, пляски, невеста - а по сути никого нет. Только вода и сосны.

"Вдали слева виднелся синей полосою мыс Ревонненя, он же Лисий Нос; справа синел длинный мыс Инониеми, начинавшийся от Ваммельсуу, от Черной речки; побережье Ингрии виднелось узкой полосой в направлении Юхинмяки, между маяком Толля и мясом Инониеми сияло тысячью и тьмой солнечных бликов свободное водное пространство".

Для меня когда-то было открытием, что земли Ингрии начинаются здесь, у сосны, за железной дорогой. Ингрия - это то, что ты каждый день видишь из окна.

А мы здесь живем.