3 Войти в картину под другим углом, или Запах сезама

LGD (он же Дарли, он же автор) влюблён в город. Нет, в Город. Это и без старого Нессимова телескопа видно. О Александрия! Лицо твоё прекрасно, но изменчиво, словно облака, ежесекундно меняющие форму, словно море, которое никогда не бывает одинаковым. Всмотрись пристальнее — и проступят знакомые теперь черты: высокомерные брови Жюстин, острый и кривоватый нос Бальтазара (так и норовит сунуться не в своё дело), восторженно-голубые глаза Наруза, губы, тронутые чуть презрительной всезнающей усмешкой Персуордена, медовой волной взлетающие волосы Клеа... Стоит немного переменить точку обзора, и калейдоскоп лиц явит новый узор —

...структура готова, осталось одеть её смыслом.

Многообразие смыслов (кстати, автор очень любит слово «смыслы», именно так, во множественном числе, это к сведению некоего Порфирия :) ) — одна из примечательнейших черт романа-тетралогии. В каждой последующей книге уже произошедшие события получают новое объяснение, а уже почившие герои продолжают удивлять почище живых.
Кстати, героев автор изничтожил немало:

Из других примечательностей, кои меня лично очаровали, назову необычную фонетику и ритм, тяготеющий к поэтическому (от души надеюсь, что всё это есть и в оригинале, а переводчик большой молодец, что уловил, сохранил и преподнёс).
Например, в самом начале где-то: «мы шли из комнаты в комнату, шинкуя шагами тишину» (эх, не chambre комната-то, для полноты аллитерации!). Или: «я полон был дурных предчувствий» (именно в таком порядке). Или — тут уже невозможно удержаться, чтобы не поделить фразу на стихотворные строчки: «нам всем судьба //стать тем, о чём мы грезим...»; «И даже бодрствующим [лишь] наполовину // среди лунатиков быть поначалу страшно. // Потом приходит навык симулянта!»
:)
Конечно, превосходны пейзажи и описания. То, чем пренебрегают школьники при чтении программной литературы, будучи пропущенным, изрядно обеднило бы «Александрийский квартет». Чего только стоят эпизоды рыбалки, городского праздника или чудесный фрагмент, начинающийся с ключевой метафоры «год повернулся на пятках», ах, читать и перечитывать, вернуться к этому позже, со вкусом, без дедлайновой спешки!

Любитель поворчать на составителей аннотаций — все дебютанты и МТА у них если не новый Дж. Мартин, то как минимум новая А. Кристи, — сама не избегла ассоциаций. При чтении «...Квартета» их очень быстро нарисовалось три:
1) Набоков «Ада» (не столько из-за центра мира между ног, сколько из-за вальяжной вычурности слога);
2) Фолкнер «Шум и ярость» (ну, тут понятно: рассказ от лица разных персонажей, местами об одних и тех же событиях, но капитально по-разному, люблю я это дело);
3) Рубина поздняя (тут и город как действующее лицо, живописание которого — взахлёб, и щедрые эпитеты, и многофигурность, и взаимосвязанность всех со всеми...)

Тетралогия многое позаимствовала от «ящичного» приёма арабских сказок: в ней множество вложенных повествований, иногда не одного уровня; начинается это уже в «Жюстин», где роман, написанный внесценическим персонажем о заглавной героине :)) становится существенной частью повествования. В «Бальтазаре» же, где таким ингредиентом становится обширный Бальтазаров Комментарий к роману Дарли, я, продираясь через живую (?) колючую изгородь кавычек, вложенных, ещё раз вложенных, не раз с сочувствием думала о Rita389 : она-то книги на слух воспринимает, как же она справлялась?.. Вот даже до такого доходило:

«"Ты это серьёзно?"»
«"Ни в малейшей степени"».

То же и в третьей части: Маунтолив пишет Лейле, в частности о Персуордене, который, в свою очередь рассказывает ему о том, что ему сказал старый еврей в Киеве... и только по возгласу «я писатель!» понимаешь, что речь снова идёт от лица Персуордена... >_< осторожно, кавычки закрываются :))
Тем не менее, сюжетные нити всё-таки увязываются, и это (как ни странно) оставляет лёгкий налёт разочарования — как было бы прекрасно необъяснимое и нелогичное!

Композиционно романы квартета получились не слишком ровными: «Жюстин» у меня заслужила твёрдую 4/5, «Бальтазар» — тоже 4/5, но уже с натяжкой, «Маунтолив» был удостоен 5/5 и восторженного тега «шесть звёзд» ^^, а вот «Клеа», увы, на 3/5 прочлась. Почему? А возникло ощущение, что автор несколько небрежно в заключительный роман все остатки сгрёб и кое-как замаскировал ими записи опочившего Персуордена, адресованные Брату Ослу (читатель, ты себя этим адресатом не почувствовал в какой-нибудь миг?), и здесь Лоуренс Даррелл вовсю высказывает своё литературное кредо:

Нам что, во веки вечные жрать и похваливать сей консервированный, с вышедшим сроком годности салат традиционного романа?

...и даже в этом бесконечном велеречивом умозрительном монологе царапаются колючки едких замечаний о... евреях. Антисемитизм ЛГД неприятно удивил; практически все отрицательные черты Жюстин автор объясняет тем, что она еврейка, ну, и по другим персонажам нет-нет, да пройдётся. (Больше удивили, наверное, только выскочившие откуда ни возьмись гомункулусы барона Да Капо О_о ). Вообще изрядно поднадоела вся эта суета вокруг дивана, на котором лежит притворяющийся мёртвым (Персуорденом) Дарли.

Подозреваю (но не проверяла пока), что кто-нибудь из рецензентов сравнит роман-квартет с ковром. Возможно, только какой это ковёр? Молитвенный, борцовский, цирковой (весь вечер у ковра), волшебный ковёр-самолёт сказки? Если у каждого читателя родится свой образ, если каждый поймёт этот роман хоть немного, да по-своему — можно считать, что автор свою миссию не провалил ;)

«И тем победим, надев крышку на коробку без боков» (Персуорден)