3.5

Дневники, таящие в себе обещанный ужас… Интеллектуальный роман… Середина лета… Жара… В общем, совсем не то, что надо, но… «попала в сердце мне пуля-дура», и я, прочитав первые пару абзацев, проглотила эту «Ночь…» в один присест, удивляясь, как в такую маленькую книгу автору удалось вместить столько разных планов. Итак…

… план первый: старость. Хочешь-не хочешь, а проникаешься старческой усталостью, простотой быта, в котором так мало желаний, каким-то вселенским равнодушием ко всему, тяготением к тишине и покою, жизнью воспоминаниями и мыслями о приближающемся конце. От этого даже в жару по сердцу бегут адреналиновые мурашки.

… план второй: одиночество. Главный герой – семидесятилетний профессор литературы Александр Брош – абсолютно одинок. Его жизнь, лишенная людей и событий, замедлила ход, почти замерла от пустоты и монотонности. В ней ничего не происходит после того, как пять лет назад умерла его жена Элен. Сыновья живут в Токио и Калифорнии и поддерживают с ним только формально-ритуальные связи, да и они ему не нужны, поскольку он и не хочет нарушать свое одиночество. Он никуда не ходит, ничего не делает, ничем не интересуется, разве что методически читает почту. Зачем? Это известно лишь ему и Богу. Но именно по почте ему приходит то самое письмо.

… план третий: дневники. Это биографические заметки бывшего вольнослушателя его лекций психопата и «проклятого поэта» Бенджамина Брюде, которые были необъяснимым образом ему завещаны. Почему именно ему? Может быть, потому, что Брош - практически единственный, кто продемонстрировал такой острой личности, как Брюде, человеческое отношение, не заражаясь его мизантропией? Или Брюде таким образом изживал какую-то старую обиду на исключительную нормальность профессора, неподвластную никаким словесным и эмоциональным провокациям? И вот через сорок лет со дня смерти Брюде профессор вдруг получает возможность узнать, как в этих дневниках отразилось знакомство с ним, и хочет найти объяснение, почему Брюде был озлоблен на весь мир и стал таким, каким стал. Зачем ему это надо, не очень понятно, но… пути Господни неисповедимы. И ответа он не находит, ведь «мир умирает каждый раз с умершим человеком».

…план четвертый: кафкианские аллюзии. Приезд в библиотеку напоминает перипетии кафкианского «Замка»: пишутся записки, составляются прошения, невозможно добиться нужной встречи, неизвестно кто прячется за дверями разного цвета. В общем, легкий налет абсурда и ирреальности, который, правда, ничем не завершается: прошения удовлетворяются, директор так и не появляется, а стоны и шорохи за дверями так ничем и не оборачиваются. Но все это совершенно не смущает профессора, которому предстоит прочитать шестнадцать папок чужих записок, чуть ли не специально для него написанных.

… план пятый: библиотека. Ее этажи, закрытые двери, лестницы, лабиринты и бесконечные плутания профессора по ним в поисках знаний/книг – проекция его блужданий по собственному сознанию, которые совершаются во сне и/или в глубокой старости на грани ухода в мир иной. Есть в этом что-то от секретной комнаты в замке Синей Бороды. И не случайно Брош в промежутках между изучением дневников читает «Божественную комедию» Данте (часть «Ад») и «Одиссею» Гомера. Может быть, во всем виноват мимесис, и Александр пытается из этих текстов выстроить порождающую модель собственной жизни и жизни Брюде? И тогда, может быть, он и Брюде – одно и то же, и именно это заставляет его сделать отмычку и пуститься в необъяснимую авантюру?

…план шестой: мистика. Конец романа с распахнувшейся дверью в «ад»/чистилище/хранилище, где находятся умершие авторы, нереализованные мысли, запретные желания, невостребованные реальности слегка неожиданный, но в каком-то смысле логичный. Как-то Александр должен был перемахнуть из своей осени в безвозвратную зиму, так почему бы не так?

…план седьмой: символика. Пока профессор Брош стареет и умирает, из записок как бы оживает образ Брюде, который верил, что слова имеют реальную силу творить ту реальность, которую он замыслил, и способны порождать действия, которые он не совершил сам.

И все равно для меня в книге чего-то не хватило. Даже не героев и действий, хотя и их тоже, а какой-то содержательной полноты и интенциональности. Она показалась схоластичной попыткой как-то скомпенсировать страх смерти. И только.