5

Чем хорош этот роман, так это тем, что он практически с первых строк изобличает Грэма Грина как мастера художественной композиции. Причем художник, то бишь писатель, в данном случае вынужден пользоваться весьма скудными средствами. Это ведь на первый взгляд путешествие, да к тому же в «Восточном экспрессе», обогащает, а в случае с литераторами даёт богатую почву для написания очередного произведения. Вот только писать-то практически не о чем: не изображать же, в конце концов, в сотый раз внутреннее убранство поезда или пейзажи, проплывающие за окнами. И вот тут в полной мере проявляет себя уникальность именно этого вида путешествия. Нигде так быстро не завязываются знакомства и никогда так стремительно не разрушаются отношения, как внутри движущегося по рельсам поезда во время длительного переезда. Миг откровенности, вспыхнувшей внутри ограниченного круга пространства и времени, очень мал, и пассажиры поезда это прекрасно осознают, но в то же время предпочитают обманывать себя и своих попутчиков. Ни один из персонажей Грэма Грина не хочет признаться самому себе в мимолетности происходящего, в тщеславной надежде обрести более прочную опору для своих устремлений. Вот и берут обещание у соседей по купе или вагону — не забыть их после поездки, а сами слово не держат, строят далеко идущие планы — в надежде на удачу в пункте назначения, но очень скоро всё забывают. Путешествие в экспрессе до Стамбула оказывается, по сути, миражом. Ведь очутившись на твёрдой земле, так трудно поверить в реальность всего, что происходило всего несколько часов назад. Всё слишком мимолетно, в движущемся составе перепутаны и переплетены устремления и реплики пассажиров. Поэтому мысль читателя подчас не поспевает за диалогами и действиями персонажей. Получается вроде как пресловутый double cut в кинематографе — хитрый композиционный приём, когда одно и тоже событие частично рассматривается с двух точек зрения. Таким образом, каждое действие или слово обрастает различными мотивировками разных людей, лишь по воле случая следующих в одном направлении: политическими, финансовыми, религиозными, повседневными... В такие моменты каждый характер понятен и даже приемлем, да ведь и сама композиция романа этому способствует, заставляя читателя раз за разом мысленно перемещаться от одного персонажа к другому. Но вот завершилось путешествие, повествование приблизилось к финалу — и ставшие знакомыми и даже близкими люди снова превратились в ничем не примечательную толпу следующих по неизвестным маршрутам пассажиров.