3.5 Дефекты фикции

«Все исправные роботы похожи друг на друга, каждый неисправный робот неисправен по-своему»
«Андроид Каренина»

Новость, очень мягко говоря, позавчерашняя: несовершенный человек, ну надо же, какой сюрприз. Вообще-то долгая прогулка теории эволюции по головам стартовала именно с этой позиции: 160 лет тому у некоего Ч. Дарвина вышла, знаете ли, такая книжка - «Происхождение видов путём естественного отбора» - которую этот британский учёный начал как раз со списка всякой неудобной и бессмысленной ерунды без ручек и инструкций по применению, накопленной человеческими организмами в процессе отсечения лишнего и отращивания полезного в хаотичной борьбе за жизнь. Не до конца отвалившийся хвост, слишком много зубов и волос в неожиданных местах и прочие дизайнерские причуды, применение которым трудно подыскать в повседневном быту респектабельного джентльмена. Именно в этом перечне, понадобившемся Дарвину для иллюстрации ключевых идей, и состоит его основное преступление перед человечеством, а вовсе не в корявом утверждении «человек произошел от обезьяны», которое ему ни в коем случае не принадлежит и за которое сейчас запросто можно получить неуд у мало-мальски вменяемого учителя средней школы, ну, или вылететь с престижной работы за расизм. Он заронил ядовитые плевелы сомнений в том, что такое довольно нелепое существо с кучей утративших функциональность и постоянно выходящих из строя деталей, мог сконструировать всевидящий, всемогущий, вездесущий, ещё и всемилостивый инженер — скорее уж нервный программист с воплем: «Работает — не трогай!» за час до дедлайна — но и этот вариант болезненно отхватывается бритвой монаха Оккама в пользу слепого случая, ну да, бессердечной суки эволюции.

Но чтоб учинить ревизию мозгам, и заглянув под черепушку, устроить тотальную проверку цитадели разума на предмет надежно ли у человеков укреплён венец и есть ли основания звучать гордо — до такого в тот раз, понятно, дело дойти не могло: Дарвину было недосуг, хватало неприятностей с механизмами наследственности, да и сам мозг не так уж давно признали годным отвечать за интеллект, а не только за теплоизоляцию. Разбираться с подробностями, что там к чему и зачем подключено, хорошо ли и почему так криво, с какой стати то и дело лагает — всецело предоставлено потомкам. Потомки эстафету приняли со сдержанным энтузиазмом. Потому что одно же дело ворчать на дефектный позвоночник, не рассчитанный на долгую счастливую жизнь, болтающиеся как попало на морозе половые органы и адские роды в виде бонуса к прямохождению, недоумевать по поводу необходимости дышать, есть и давиться посредством одного и того же органа, также как размножаться и испражняться с помощью другого — ну мало ли, не одни мы такие, вон, посмотрите хоть на жирафа — тоже изысканный бродит. И совсем другое — сомневаться в рациональном устройстве сложнейшего и до поры непостижимого генератора мышления, длинных формул, философских систем, многотомных романов и научпоп книжек в цветастых обложках, удачно сосредоточенного между ушами во имя мирового господства H. sapiens sapiens.

Социальный психолог Гари Маркус, немало сделавший для светлого постгуманистического будущего на ниве машинного обучения и искусственного интеллекта, рефлексией по этому поводу не злоупотребляет: мозги, мол, наши гениальные — катастрофическая конструкция, вроде надежно склеенной скотчем табуретки, — без слёз не взглянешь. Начав развиваться ещё у наших весьма отдалённых догоминидных предков, сформировав базовые зоны в те незапамятные времена, когда важнейшими задачами было отличить бревно от крокодила, как можно быстрее схватить и съесть что-нибудь не слишком ядовитое и наплодить потомство в кратчайшие сроки, а речь о сознательном мышлении вообще не заходила (видимо, по причине отсутствия речи), не говоря уж о долгосрочном планировании и расчётах выплат по ипотеке, - мозг спонтанно самонадстраивался в зависимости от подкидываемых неуютной средой обитания форс-мажорных обстоятельств, наращивая по случаю эклектичные чердаки, флигели, тёмные коридоры, глухие подвалы, фальшивые окна и задние двери, накладывая заплатки, подпирая первой попавшейся жердиной поехавшую крышу. С тем, чтобы поддерживать это хлипкое сооружение в жилом состоянии, современный человек справляется из рук вон плохо, а некоторыми помещениями вообще предпочитает не пользоваться без особой необходимости. Будь у автора возможности творца — он бы вообще снёс весь этот древний бардак к чёрту и отстроил заново из железобетона и стекловолокна, без свистелок, перделок, блэкджека и шлюх — бюджетно, стерильно, светло и рационально. Но такой вакансии научным сообществом не предусмотрено, поэтому нам и впредь суждено быть носителями пышного букета когнитивных отклонений, компенсируя неспособность запомнить число пи до тринадцатого знака (куда положили ключи от квартиры, как вариант) и амбивалентность лингвистической системы сочинением мутных стихов, напропалую прокрастинируя, пытаясь найти ответ на важный вопрос: «Сколько животных Моисей взял на ковчег?», ведясь на рекламу, оберегая вредные привычки, перманентно расширяя список психических расстройств. В отличие от многих коллег, Гари Маркус не склонен подыскивать для всего этого адаптивные функции и признавать практическую пользу для успешности вида, например, депрессии, или необходимость развития у отдельных особей неконтролируемых страхов: в паническом оцепенении невозможно же спастись ни от пауков-людоедов, ни от клоунов, а если долго и истерично вопить в бездну — бездна начинает вопить в тебя.

«Эволюция безрассудно расточает наши самые ценные интеллектуальные ресурсы!»

- эхом вопит автор. И правда, какой такой смысл может быть в, скажем, апейрофобии, подруге детства, с которой я коротала ночи в холодном поту, бесконечно представляя бесконечность во всех бесконечных подробностях до бесконечности? Зачем мучить себя как при царском режиме докантовой — правильно! - метафизикой. Не пора ли мыслить практически, взяться за ум, признать, что он — редкостное барахло и, чтоб был от него хоть какой прок, принять 13 ценных советов от Гари Маркуса, как из несовершенного человека превратиться в совершенного зануду, то есть постичь истинную мудрость. «Предвосхищайте собственную импульсивность — не поддавайтесь сиюминутным порывам!», «Создавайте планы с учетом непредвиденных обстоятельств!» - (да, детка, ещё!) - «Не принимайте важных решений, когда вы утомлены или ваша голова занята другими делами!», «Остерегайтесь яркости, субъективности и анекдотичности!» - (сказал автор наивно-провокационной книжки предупреждающей окраски) - «Старайтесь быть рациональными!», - ну, и не обнажайте в тавернах, на всякий случай.

А ещё он сказал: «Выделяйте главное!» Тут, пожалуй, остановлюсь и прислушаюсь. Что не так с мозгами, вроде, пояснили, осталось разобраться, кому всё же они принадлежат и что, как следствие, не так с этой книгой? Тишина и вокруг никого. Хотя, позвольте, всю дорогу были сплошные «мы»: «мы ошибаемся», «нам досталось», у «нас» проблемы и «мы» должны (а «они»? - они наступают, герр учитель… анекдотичность!..) С азартом и безапелляционностью дорвавшегося наконец до микрофона участника ток-шоу, Гари выступает от имени и ради блага всего человечества: мы Homo sapiens, напрочь забывая про какие-либо различия — половые, возрастные, культурные, классовые, — про то, что когнитивные системы формируются ещё и под воздействием социальной среды, что какие-нибудь женщины впадают в депрессию чаще каких-нибудь мужчин, например. И да, конечно, само представление о моей любимой бесконечности возникло не так давно и манипулирование такими идеями с самого начала несёт в себе явные трудности, включая гремучие парадоксы разной степени неразрешимости, — однако, составляя теоретическую проблему, вызывая дискомфорт вплоть до фобийных девиаций, вполне работает как адаптивный механизм социализации, как основа социальной жизни вообще: единственное место, куда может убежать индивид от своего страха — социум, в котором возникают религиозные институты, например, ну, или научное сообщество определяет математический язык, и оперировать бесконечными множествами по формальным правилам внезапно становится почти приятно… И да, конечно, Deep Вlue победил в неравном бою Гарри Каспарова, и нам остаётся только утешать себя, что машина ни за какие коврижки не смогла бы решить нестандартную задачу, например, спастись от опасности — но, можно подумать, Гарри Кимович ушёл бы от разъярённого носорога или запросто выжил в каких-нибудь нестандартных джунглях. Но непреодолимая тяга к обобщениям и отсеиванию неуместных предположений в сочетании с уверенностью, что всё поголовно человечество говорит на двусмысленном английском и поэтому не приспособлено точно выражать мысли — не главная проблема автора.

В оригинале книга называется «Kluge: The Haphazard Construction of the Human Mind», то есть речь, вроде, про баги «разума», «мышления», и никакой «эволюции мозга» по-русски. Неужели опять неуклюжесть перевода, смещающая акценты самым возмутительным образом? Перевод и впрямь не самый грациозный, я бы даже сказала громоздкий для такой легковесной книги, остаётся только догадываться, что, возможно, автор и остроумен, и увлекателен, и в целом достоин культурного экспорта: «гомо сапиенс так и не создали должной системы для отслеживания того, что мы знаем, и как мы пришли к этому знанию, не зависит от того, что мы просто хотели бы знать». М-да. Но переводчик невиновен в том, что для Маркуса «мозг» и «разум» взаимозаменяемые понятия, и эта замена с его точки зрения — вполне законный прием, которым он постоянно пользуется, без предупреждений и видимой связи переходя от одного к другому: от биологической эволюции, о которой говорит, словно эта маньячка имеет какие-то цели и задачи и вообще кругом нам должна («С инженерной точки зрения люди могли бы быть куда лучше сконструированы, если бы эволюция снабдила нашу контекстуальную память механизмом систематического поиска запасов воспоминаний». Ага), к психологии и особенностям человеческого мышления, счастливо, как было замечено, минуя аспекты социальные. Гари мочит с двух рук попеременно то неокортексом с гипоталамусом, то беспроигрышными экспериментами на детях с зефирками и толстяках с вагонетками и всем прочим арсеналом когнитивных искажений, многократно уже описанных коллегами под разными углами — тех же щей да пожиже влей. И всё это ради одной единственной идеи, которая ни для кого не сюрприз, и вряд ли способна вызвать неофитский восторг даже в тех, кто ни с какими бодрыми популяризациями дела прежде не имел. Да, люди несовершенны (и не обязаны), и можно сколько угодно говорить о том, чем тебе не угодили мозги, совершенно не представляя как работает система в целом — чем, собственно, автор и занимается.

И вот ещё что. Если Гари Маркус мечтал пощекотать нервишки креационистам, а то и, чем чёрт не шутит, стать их ночным кошмаром, навроде Докинза, то не на ту лошадку поставил — по вопросам несовершенства человеческой природы у этих ребят свои надёжные источники.