4.5 Мы прошли с тобой полсвета

Горы Урала слышат плеск Влтавы,
Лидице пепел ветер к нам донёс.
Слышим твой голос, Чехия-Родная,
Видим тебя в огне военных гроз.

«Направление - Прага», песня 1-го Чехословацкого Армейского корпуса

Старый томик «Знаменосцев» я углядел в маленькой библиотеке мини-отеля в Алупке. Давно это было, в 2011 году, до этой заварушки, когда в Крыму еще ходили гривны, а у нас еще не было детей. Я читал «Знаменосцев» на боковой веранде, с видом на Ай-Петри, пытаясь отключиться от Крыма и заставить голову думать об Альпах.

Гончара я знал и раньше, ходил в Киеве по улице его имени, читал «Твою зарю» в библиотеке тестя, и тем любопытнее было сравнить его стиль разных лет. Но, каюсь, не дочитал я тогда, Крым перетянул, барабульки и Судак, Ялта и Воронцовский дворец. Но вот пришло время и дочитать.

Молодой Гончар писал просто. Язык повестей местами перенасыщен пафосом славословий Сталину, местами провисает из-за некоторой ненатуральности героев. Повести разительно отличаются от уровня некоторых произведений о войне того времени, также получивших Сталинскую премию – достаточно вспомнить «Спутников» Пановой, «Звезду» Казакевича, «В окопах Сталинграда» Некрасова. Можно добавить для более наглядного фона и второй том «Двух капитанов», получивший Сталинскую премию в 1946 г. Нечего сравнивать и с более поздней классической военной прозой Симонова и затерявшимися во времени из-за постоянной редактуры главами из романа «Они сражались за Родину» Шолохова. Гончар явно и очевидно недотягивает до высоко задранной планки.

Не думаю, что дело в переводе Льва Шапиро на русский (который был осуществлен практически мгновенно), ведь языки наши слишком близки, чтобы ожидать разительных отличий. Но, думаю, попробую я когда-нибудь прочитать «Прапороносці» и в оригинале, больно уж любопытная это птица – сталинский украиноязычный роман о Великой Отечественной, а по нынешним временам, вероятно, роман подрывной, ибо не укладывается в прокрустово ложе современной идеологии одного сопредельного государства. Думаю, в этом причина награждения премией и тогда – Сталину как раз и понравилось, что появился автор, писавший в полностью просоветском духе на украинском, это нельзя было не отметить.

Но довольно предисловий. Если попробовать забыть о фоне, перед нами дельные, хорошие, хоть и порой наивные повести, беллетризованный путь самого Гончара в 1944-1945. О южных фронтах не так часто вспоминают, обычно все внимание сконцентрировано на направлении главного удара – «На Берлин!» А тут захудалые румыны, лубочные венгры, весело-наивные словаки, восторженные чехи. Я об этих краях читал лишь отменную военно-детективную повесть Николая Атарова «Смерть под псевдонимом» , об отчаянной попытке нацистов спрятать своих функционеров среди болгар и румын в конце войны. Но это совсем другой жанр, более нишевый, площадной, тогда как «Знаменосцы» презентуют себя как первоклассное произведение. Вот и узнаем мы с вами о высокой цивилизационной миссии Красной Армии, несущей свободу народам Европы (автор про это без всякой иронии писал, да и сейчас, хотя позолота поблекла, старые смыслы все еще шевелятся).

Надо сказать, что хотя бы в этом аспекте «Знаменосцы» искренне любопытны – они вышли в те времена, когда будущий статус Восточной и Центральной Европы не был до конца определен – как, на каких условиях эти земли будут инкорпорированы в советскую зону влияния. Гончар, похоже, думал о почти полной интеграции, по крайней мере в первых двух повестях, вышедших несколько раньше финальной «Златы Праги». Бойцы вели разговоры с румынами и венграми с позиции новой власти, без каких-либо намеков на возможную местную гражданскую администрацию. Наши рассуждают о перестройке местных железных дорог по нашему (более широкому) стандарту, о создании единой сети железных дорог на всем пространстве, куда дошли наши войска. Каждый раз убеждаюсь, что книги – это кладбища нереализованных реальностей.

Мне понравилось, что каждая повесть хорошо выстроена в композиционном плане. У каждой есть кульминационный момент, где герои проявляют себя, растут. В «Альпах» — это яростный бой нашего отрезанного подразделения в трансильванском замке, в «Голубом Дунае» - это штурм Будапешта, в «Златой Праге» - ппоследний, уже после Победы, печальный бой с фашистами, прорывающимися к американцам. Да-да, в третьей повести уже звучат нотки холодной войны, уже есть уколы в адрес бывших союзников, пытающихся раздуть пожар новой войны.

Гончар писал об украинцах. Действие начинается в 1944, когда наши на южном фланге фронта вышли уже за границу СССР. В армию были призваны те, кто оказался в первые годы войны в оккупации. Почти весь состав подразделения, за исключением комполка-таджика и бывалых сталинградцев (меня, кстати, удивляло, что на Украине почти во всех городах, где я бывал, раньше были улицы Героев Сталинграда, в России такого топонима я не встречал) – недавно призванные подоляне. Автор бережно, в гоголевской манере критики изнутри, смеется над селянами, показывая, что за лубочным образом украинского крестьянина живет мягкая душа. Да, они в фольклорном стиле спивают на улицах Будапешта украинские песни, да, они говорят на диалекте, но внутри это советские люди, яро доказывающие румынам и венграм преимущества колхозного строя и поправляющие венгров, называющих Сталино (нынешний Донецк) Юзовкой. Они быстро становятся мелкими начальниками (здесь, думаю, не без любопытной самоиронии), растут в старшин, балагурят и живут, живут и умирают от Румынии до Австрии, каждый думая о своих детях, об артели и Явдошке. Наивно? Да, но не менее любопытно.

Любопытно именно это отношение к жизни, эта странная уверенность в завтрашнем дне, которой мы (ладно, я) лишены. Эти люди на самой страшной войне думают о будущем, о восстановлении и новом строительстве. Будь это Ленинград или сеть проводов с Днепрогэса, будь это перестройка европейских железных дорог на нашу колею, эти люди по воле автора лишены сомнений и страха перед будущим, для них все просто и ясно. Что давало им такую уверенность и почему у меня ее нет? Почему я все время боюсь потерять работу (особенно после того, как это уже один раз произошло после введения санкций), почему все время думаю о том, на что и как я буду содержать детей, если еще что-то произойдет в мире, а для них все было просто и понятно?

В юмористическом ключе стоит воспринимать эпизод с двумя венгерками, предлагавшими себя советскому офицеру в обмен на хлеб (автор сам пытался окрасить этот эпизод иронией – венгерки не поняли, почему наш офицер отказался) – уже тогда ̶б̶о̶р̶о̶д̶а̶т̶ы̶е̶ венгерки смущали воображение жителей нашей страны, задолго до превращения (после декоммунизации) Будапешта в мировую столицу фильмов для взрослых.

Я помню, что брал в детской библиотеке лет тридцать назад какую-то книгу с картинками о войне, где были страницы об освобождении Праги. Призывы по радио «Руда Армада», первый танк по брусчатке, благодарные чехи. В 2013 я прошагал почти всю Прагу, влюбился в нее искренно и очень хочу приехать туда с детьми (можно сказать, что старшая в Праге уже была – в животе у мамы). Почти все следы нашего пребывания в Праге чехи уже убрали, хотя в других городах и городках все оставалось по-прежнему, как сейчас – не знаю. Но Гончар удивил меня подробностями, о которых книги в моем детстве уже не упоминали – о том, что чехи якобы переименовали какую-то из центральных улиц в честь Сталина сразу после освобождения города (чехи вообще отличились во времена культа – насколько я помню, они одни выпускали монеты со Сталиным).

Вообще, финал последней повести просто тонет в здравицах Вождю (именно так, с большой буквы), а по всему тексту раскиданы идеологические маркеры – солдаты и офицеры, да и автор, то и дело называют себя сталинскими посланниками, сталинскими войсками, говорят о сталинских ударах 1944. Но мне интереснее всего был дуализм культа того времени – положенное число славословий адресовано и Ленину, начиная с воспевания нашего главного оружия – ленинизма, с поиска намеков на Ленина в каждой заглавной «Л» до финального аккорда романа – посещения только что освободившими Прагу бойцами здания, где происходила Пражская конференция РСДРП. Думаю, что и в 1948 году такая выспренность смотрелась неискренне, хотя укладывалась в шаблон произведений эпохи, достаточно вспомнить финал «Падения Берлина».

Отдельно стоит сказать о тактике – Гончар служил минометчиком и, как когда-то Лев Толстой об артиллерии, отлично писал о буднях своей военной профессии. Все элементы горных боев и городских сражений выглядят натуральными, нелитературными, крови много, людей жалко. С этой точки зрения роман, естественно, откровенно хорош. А то, знаете, бывает, как у Ремарка, который видел Первую мировую, но ничего не знал о тактике Второй, поэтому читать описания боев в каком-нибудь "Время жить и время умирать" просто невозможно. Здесь же к Гончару никаких претензий быть не может.

А еще в книге была любовь. Любовь хорошая, чистая, большая, военно-печальная, такая, какой она должна была быть. Нет, это не оттепельная любовь, не случайная встреча как у Ростоцкого в «Майских звездах» молодого Тихонова и юной чешской учительницы, не почти хемингуэевская любовь Синцова и Овсянниковой из романов Симонова, не личная любовь даже, а любовь на виду у коллектива, молчаливо одобряющего возможный роман, если он будет всерьез. И уже по этому отношению видно, какая это старая книга, настоящий музейный экспонат.