0.5 Двоемыслие ордера в руинах научного бедлама

Наверное, рецензии – это жанр, который вряд ли предполагает всплески бурных эмоций. По крайней мере, в отношении научных книг... или научных рецензий. Впрочем, мой стиль в свободном его полете предполагает лишь небольшой отблеск академичности. Популистский он что ли? К слову, в данной рецензии я постараюсь сдерживать себя и несколько гасить свое отношение к написанному, так что те, кто захочет понять эмоции, умножайте на 10 заглушенные оттенки тех или иных реакций относительно цитируемых фраз.
Сразу скажу, что я лично знаю автора книги и все сказанное о ее труде не должно по умолчанию транслироваться к автору как личности - ее заслуги в плане развития образования действительно высокие, и, как человек, она имеет множество положительных черт. Более того, попытки как-то сказать не то, что я на самом деле думаю о работе Л.Н. Аксеновской, будет не только верхом лицемерия, но и верхом абсолютного неуважения. Я буду писать то, как я на самом деле отношусь к сему труду. Понимая заведомо, что рецензию, скорее всего, прочтут, и она вызовет негодование в научной среде, я сразу скажу: «Что ж, это мое мнение, вы также имеете право относиться к нему так, как того желаете».
Еще один момент, который позволяет мне критически относиться к книге, заключается в моем собственном опыте. Я видел, как реализуется предложенная концепция на практике, наблюдал за ее развитием на протяжении 8-ми лет, был ее участником и как руководитель, и как подчиненный. Поверьте, я очень хорошо осознаю, о чем говорю. В процессе своей работы, часто задаваясь вопросом «Почему так?», я не мог понять методологического обоснования своих предписаний, не находил в них здравого смысла. Теперь же, по прочтении, я нашел ответы на многие вопросы.
Чтение далось нелегко: несколько раз книжка рисковала оказаться быть «запуленной» в угол комнаты. Трижды я начинал ее читать, множество раз хотел бросить. Мотивация была одна – рассказать о том, что этот фундаментальный труд, на основе которого строится столько методик управления корпоративной культурой, моделей менеджмента, тактик лидерства, - на самом деле построен на крайне непрочном фундаменте, который больше является плодом воображения, нежели методологическим базисом.
Итак, после всех прелюдий, сформировавших небольшую экологическую (или этическую) подушку, начну. Книга представляет собой монографию на основании докторской диссертации Л.Н. Аксеновской, которая называется "Социально-психологическая модель организационной культуры: концепция, методология, технология изменения (ордерный подход)". Автор успешно ее защитила в 2008 году под научным консультантством Тахира Базарова (кстати, нужно будет познакомиться с его деятельностью). Книга содержит пять глав, каждая из которых завершается резюме. Автор рассматривает концепции акме, ордера, сотера, принципы неоархаики, переплетая их на границе методологий экономики, социологии, антропологии и психологии. Выстроив методологическую площадку, Л.Н. Аксеновская рассматривает и практическую реализацию теории в организационной культуре и лидерстве. В своем исследовании автор опирается на концепции Мишеля Фуко, Карлоса Кастанеды, ссылается на Джеффри Лайкера.

Критика базового тезиса
В своей работе автор утверждает, что организационная культура берет свое начало в структурах архаики, части структуры коллективного бессознательного. А именно из архаики исходят три формы человеческих взаимоотношений: семья, армия и церковь. При этом неясно, по какой причине именно эти три варианта? – автор ограничивается комментарием, что все остальное является производными от них. Обоснование крайне сомнительно. Во-первых, с точки зрения все той же антропологии, культура имеет свойство усложняться как бы отвечая на изменение условий. Но, допустим, автор берет сравнение с коллективами корпораций в начале пути, то есть в стадии формирования культуры. Тогда неясно, почему внимания не удостаиваются такие немаловажные варианты деятельности, как охота, танец, живопись. А как же община, матриархат и полигамия, не имеющие отношения к семье как таковой? Как же тогда церковь соотносится с религиозными формами сознания – анимизмом и тотемизмом?
Интересна точка зрения автора относительно агрессии как неотъемлемом атрибуте общества. Автор утверждает, что «Агрессия — это другое название борьбы за существование, которая проявлялась в соответствующих действиях по отношению к растительному и животному миру, к палеоантропам и к себе подобным (неоантропам)» [С. 53]. Получается, что общество по природе своей агрессивно. В то же время, агрессия – это свойство не человека, а животного, продукт инстинкта. Это спорно: агрессивны ли животные, уничтожающие друг друга в борьбе за существование? В общем-то можно обратиться к Конраду Лоренцу, который не так однозначен.
Собственно, можно и на армию посмотреть несколько иначе: не как на способ реализации агрессии, накопленной в обществе, а как на способ приобретения или защиты ценностей. В армии, как упорядоченном военном институте, агрессии нет. Еще один вариант агрессии у людей раннего палеолита – месть, и еще – уничтожение страшного неизведанного Другого (по Г. Мид). Но, опять-таки, агрессии ли? Ведь в случае мести мы говорим о ненависти (свойстве человеческом), а агрессия является скорее аффективным комплексом, ненависть сопровождающим. В случае присвоения мы говорим о потребности, и сопровождающей эту потребность корысти – взять то, чего у меня нет. Вот вам природа капитала. В случае неприятия Другого речь идет скорее об инстинктивном страхе и защите, нежели об агрессии.
Можно долго обсуждать эту тему – целая научная диссертация, а то и ряд диссертаций можно написать на эту тему. Л.Н. Аксеновская не поясняет, какой позиции она придерживается относительно агрессии. Хотелось бы узнать, почему.
Похожие рассуждения появляются и относительно вопроса литургии как «(деятельности по служению иномирному, неочевидному и поэтому являющемуся предметом веры (магия, ранние формы религиозного культа)» [С. 53]. Долго можно рассуждать и о природе сакрального, церкви и литургии (лат. – общее дело), которые не имели общественного критерия в начале своего пути. Литургия – понятие позднее, не архаичное, а поэтому не может иметь отношение к коллективному бессознательному как первоначалу культурных тенденций первобытных сообществ. Понятно, что объединение людей в общем обрядовом танце – это не основная функция объединенного действия. Гораздо чаще люди объединялись для охоты, совместного труда или принятия решений. Функция сакрального была в тех или иных пропорциях распределена между вождем и шаманом (иногда, это было одно и то же лицо), что никак не соотносится с общей деятельностью всего племени по отправлению религиозно-духовных потребностей духам или силам природы.
Далее автор выстраивает первые кирпичи своей концепции, развивает мысль: «Базовые типы социальной (и, соответственно, культурной) практики — брак, война, религия, приведшие к появлению базовых типов социальной организации (семьи, армии, церкви), со временем совершенствовались, культурально специализировалась и, предъявляя к участникам все более конкретные требования, запускали механизм личностной, психологической специализации и селекции» [С. 54]. Весьма спорно, потому что в племенной структуре специализации не было в принципе, да и появившаяся специализация в явном виде многопоколенной «психологической селекции» – скорее явление XIX века. Гармоничное развитие личности возможно тогда и только тогда, когда личность реализуется с разных сторон: скорее уж развиваются социальные роли защитника, воителя, верующего, отца или матери. Возможно, Л.Н. Аксеновская хотела таким образом обосновать нормальность специализации, которую активно развивала методология Генри Форда и Фредерика Тейлора. Но специализация не нормальна, она откусывает один кусок личности и гипертрофирует другой. А как же гуманистические принципы? Может быть, весь вопрос в том, что специализация бизнеса и гармония личности в принципе взаимоисключающие вещи?
В общем, ни армия, ни церковь, ни семья не будут по умолчанию являться основными формами взаимоотношений в архаике. Аксеновская здесь, по меньшей мере, не права, так как не приводит обоснования своему тезису. Эта теория не имеет фундамента сродни замку, выстроенному на облаке. Но проблема и в том, что замок-то построен и имеет место быть реализованным в практике компаний. До тех пор, пока фундамента нет, или пока он только в воображении автора, замки остаются такими же придуманными. А вот люди, живущие в этом замке, вполне реальны, как и реальны их очки, делающие обычный город Изумрудным. Навязанная культура, неестественная, взятая из воображения автора – заблуждение, которому возможно следовать только придерживаясь оруэлловского принципа двоемыслия.

Критика ордера
Ключевой темой работы, что следует из названия, является концепция ордера. В общем-то, термин хорошо понятен: от франц. ordre или нем. die Ordnung или англ. the order переводится как «порядок». Соответственно, во главу концепции ставится принцип построения сложного социально-психологического порядка, упорядочивающего культуру. В принципе, на первый взгляд, идея интересная, если рассматривать структуры и механизмы, усложняющие спонтанные отношения в социокультурные системы. В общем-то касательно, можно проследить и процессы усвоения культуры личностью, и процессы построения культуры лидером. Вопрос больше цели применения этих механизмов относительно организаций, где культура должна усваиваться подчиненными, а выстраиваться лидерами. По сути, вопрос этики.
Такой пример приводится в части организации порядка: «человечество разыгрывает порядок вещей в природе, как оно этот порядок воспринимает» [С. 55]. Обратите внимание, человек переделывает порядок вещей под себя, делает его искусственным и объясняет этот порядок вещей как верный. Так и появляется идеология; а вот когда эта система искусственного порядка начинает насаждаться, начинают работать механизмы, охраняющие идеологию (в силу ее искусственности, неустойчивую) – цензура, борьба с инакомыслием и т.п. Хорошим пример такого разыгрывания порядка вещей в природе так, как этот порядок понят, является всякого рода тоталитаризм – доведенная до крайности практика приведения культуры в совершенный ордер. Действительно, в этом случае «культура является заданной формой, границами выражения психического склада» [С. 56]. Но культура не может быть «заданной формой», потому что она многофакторна и складывается естественно; вероятно, на нее можно влиять, но никак не выстраивать.
Конечно же, в случае, когда выстраивается отлаженный тоталитарный механизм общественного устройства, невозможно обойтись без специализации. Размывая границы личности человека, в его идентичность вводится элемент профессиональной культуры, меняющий психику. По словам автора, «функциональные виды деятельности, входя в «жизненный порядок», … становятся составными частями культуры группы и индивида (другими словами, деятельность охотника формирует психику охотника, культуру охоты и культуру охотничьих сообществ)» [С. 56]. Ну а что в этом плохого? – спросите вы, – ведь каждый может сказать «я инженер» или «я врач», и это действительно самоидентичность, часть Я-концепции индивида. Спорить с этим сложно, да и не нужно, поскольку весь вопрос в том, в результате чего возникла такая специализация. Профессиональная идентичность может возникать ввиду свободного выбора человека, и тогда это всего лишь способ упорядочить свой талант, углубить свои интересы. Другое дело, если такая идентичность навязана требованиями лидера, выстраивающего ордер в социокультурной группе личностей. Не важно, какими рамками этот ордер ограничен – общества или профессионального коллектива.
В таких общностях, где личности специализируются ради общего большого интереса, существует идеология, предписывающая за что жить и умирать, она направляет индивида по вектору созданной ей же системы морально-нравственных координат. По мнению автора, «универсальным критерием определения ответственности – безответственности является «интерес целого», в состав которого входит человек, и это целое имеет масштабы космоса (или, как минимум, планеты)» [С. 62]. «Целое превыше частного», «часть корабля – часть команды», «Родина не забудет твоей смерти», эти фразы можно продолжать очень-очень долго, навязанные нам системой идеологии, выгодной власти. Личность человека батальонам не нужна, винтик в системе. Но ведь человек остается человеком, когда он не просто часть целого, а когда он свободен в своем выборе, когда он развивает свою свободу не ради кого-то, но ради себя самого. Без свободы человек перестает быть человеком, деградирует до послушного мяса.
Таким образом ордер, как организованный искусственный порядок вещей, не может претендовать на гуманность своих намерений. Ордер служит только интересам элит, властного меньшинства, сосредотачивающего в своих руках контроль над ключевыми ресурсами компании. Он призван укрепить власть через перестройку личности человека, что осуществляется посредством механизмов влияния через идеологию корпорации.

Критика взгляда на лидерство
Следом возникает закономерный вопрос, кто же он, тот человек, который определяет ордер. Таким индивидуумом является лидер. Типологию лидерства Л.Н. Аксеновская выводит из своего базового тезиса: в культуре семьи лидер – родитель, в культуре армии – командир, в церкви – пастырь. Взгляд автора на лидерство категоричен: все они действуют в системе «зло – добро», и их поступки соответствующие. Лидеры могут действовать в соответствующих им типах культур, и методы, само собой, будут отличаться. По какой причине стиль управления в разных системах лидерства остается только авторитарным, не ясно; автор не ставит так вопрос и, следовательно, не дает на него внятный ответ.
В теории возникновения лидерства по трем типам вновь происходит довольно поверхностное объяснение динамики его появления в социальном и культурном значении. Автор рассказывает, как «по мере развития и усложнения социального бытия архаичного человека на смену целостности типа синкретизма пришла специализация и стали формироваться функционально-ролевые модели «родителя» (воспитателя), «воина» и «священника» (посредника между видимым и невидимым мирами)» [С. 80]. Дело в том, что личность человека предполагает реализацию ролей, которая, при гармоничном состоянии, будет находиться в режиме баланса. Вряд ли это синкретизм (то бишь, спутанность), скорее уж, целостность. В общем-то и автор признает, что у лидера существуют все три грани развития: «В целом и отдельная личность, и организация несут в себе, в своей психологии эту трехаспектность. Каждый человек в какой-то мере заботлив, в какой-то мере агрессивен и в какой-то мере духовен» [С. 81].
На мой взгляд, это сильное упрощение ситуации, которое, конечно, тяжело обойти, когда пытаешься создавать простые и понятные модели для владельцев бизнеса. Мне думается, что в жизни ситуация куда более многогранна. Если я чувствую, что реализую себя и как отца (воспитываю ребенка), и как защитника (обеспечиваю безопасность), и как духовного наставника (передаю практики сакрального), и множество других ролей, которые Аксеновская не рассматривает в своей теории, то, наверно, я чувствую себя счастливым. А вот специализация – выпочковывание какой-то роли как раз и приводит меня к неврозу. То же касается и стиля лидерства: здесь не может идти речи о специализации, скорее о стиле в силу своей индивидуальности.
Особенно привлекает внимание описываемая пастырская модель лидерства, которая «со всей очевидностью представляет собой синтез средств «родительской» и «командирской» моделей. Это следует и из религиозных текстов, где церковь именуется и семьей (например: «Отец Небесный», «братья, сестры во Христе»), и войском («небесное войско)» [С. 68]. Удивительно читать такую интерпретацию христианства, в общем и целом, противоречащую учению Христа, и Нагорной проповеди, в частности. Христианство – это призыв к миру и любви, ко всем ближним, это равенство всех сестер и братьев во Христе (ибо все от одного источника) под началом Единого Бога Отца. В этом случае уподоблять себя Богу – кощунство. Тексты Священного Предания относительно брани предполагают духовную войну с бесами, искушающими человека на пути ко Спасению, во имя которого и создана Церковь. Ну, впрочем, не буду скатываться в схоластику – на эту тему можно долго размышлять.
Интересен взгляд на построение управленческих моделей организации как преобразованные модели взаимоотношений. ««Родитель» строит управленческую команду как своего рода «совет старейших племени» или некую модификацию модели «супружества». «Командир» организовывает работу команды по аналогии со «штабом». Для «пастыря» органичной является некая версия «синода»» [С. 81]. Опять-таки, очень упрощено, на мой взгляд. Организация, структура менеджмента предполагает множество процессов, а типы лидерства – многогранность. Можно полагать, что и штаб, и синод – бюрократические структуры; совет старейшин, штаб и синод – полностью авторитарные и иерархичные структуры. Но тогда исключается целый пласт организаций, организованных по принципу Zappos или Steam. Полностью игнорируется проектная организация менеджмента (Agile, Scrum). Да, вероятно, в то время, когда писалась диссертация, об этих технологиях мало кто знал, но предположить альтернативу иерархии и бюрократизации из взглядов М. Фуко, или Леви-Стросса все же можно.
То есть в принципе дискурс автором ведется только в разрезе иерархии, где нет места инициативе, консенсусу, и, соответственно, личностному развитию. Каждый здесь – послушный винтик машины, действующий на благо нескольких собственников компании. Каждый должен не просто делать свою работу за оговоренные деньги, но и быть приверженным, продать свои мысли и идеалы. Какой уж здесь гуманизм? Так и выходит, что теория лидерства сосредоточена на моделях жесткой власти, а кто уж этот тиран – военный диктатор, полоумный инквизитор или батя с ремнем, уже не так важно: «Исключительное значение видения в психологической структуре деятельности лидера определяется тем, что видение, по сути, и есть некий интегрированный ответ на вопросы «кто мы?», «куда мы идем?», т.е. видение одновременно указывает цель, наполняет эту цель смыслом и, побуждая эмоционально к принятию этой цели и этого смысла, придает смысл жизни отдельным участникам совместной деятельности» [С. 214]. Остальные в этот смысл вникают и принимают, другого пути нет.

Критика концепции сотеринга
Естественно, что описанная выше модель авторитарного лидерства должна быть обоснованной так же, как и власть монарха должна была быть обоснованной до степени непоколебимости. Она должна быть нерушимой не каким-то писанным актом, такой «царь в голове» должен быть у всех, дабы и желания мыслепреступления не возникало. Такую функцию для монарха выполнял элемент сакральности его власти. Для концепции лидерства Л.Н. Аксеновской же потребовалось похожая аргументация, которая придавала бы этой теории сверх-смысл. Таким обоснованием стала концепция сотеринга. «Слово «сотеринг» – соединение греческого soter (спаситель) и английского «ингового» окончания, акцентирующего внимание на процессе. В «Словаре Античности» значение слова «сотер» раскрывается так: «...эпитет богов-избавителей: Асклепия, Сабазия, Сараписа, Диоскуров, а также Зевса» [С. 108]. Таким образом, лидер обретает власть во имя спасения остальных. Их дело – слушать спасителя и в точности выполнять его волю, иначе все обречены на погибель.
Чтобы спасение стало возможным, для лидера нужны соответствующие условия. Он должен контролировать все ресурсы, чувствовать себя в комфорте, безнаказанно и полновластно организовывать процесс. Иначе – смерть: «Человек, обладающий властью, способен и обязан выступить в роли спасителя от врагов, стихии, беспорядка» [С. 235]. Риторика вполне себе военная – борись или умри. С кем бороться-то? Кто враги? Такая апологетика войны возводит лидера в статус бога, его подчиненных – в статус божков, а всякого рода «обеспеченцев» делает надзирателями и карателями. Так возникают Иван IV и опричнина, Иосиф Сталин и НКВД, Адольф Гитлер и Гестапо. Итак, лидер должен заботиться о себе: «именно забота о себе в течение многих веков являлась основополагающим принципом самых строгих моральных систем Запада (например, эпикурейской морали, кинической и др.).» [С. 111]. Заботиться о себе – значит заботиться о своих подчиненных. Далее, со ссылкой на М. Фуко, автор пишет: «...Попечение о себе подразумевается и вытекает из стремления осуществлять политическую власть над другими людьми» [С. 111]. В «Герменевтике субъекта» М. Фуко читаем следующую фразу: «Невозможно руководить другими, невозможно превратить свои привилегии в политическое воздействие на других, в рациональное действие, не проявляя заботы о самом себе. Забота о себе занимает промежуточное положение между политической привилегией и политическим действием». Понимаем, что речь здесь идет не о заботе о других, а лишь о механизмах влияния на других, о способе укрепления власти. Забота о себе превращает привилегию (то есть статус) в действие (то есть влияние), что и увеличивает политическую силу лидера.
Автор же делает заключение, что «таким образом, концепция «заботы о себе» изначально была адресована людям – обладателям власти и была призвана организовать правильную работу над собой, управление собою, являющиеся условием «правильного» управления другими людьми» [С. 113] ... «таким образом, забота о себе – это и форма культуры, и вид психотерапии, центрированные на задаче самореализации человека, обладающего властью» [С. 116]. Ну, простите, это заблуждение! Фуко точно трудился не для этого, его занимала проблема власти, потому что – это проблема навязанной реальности, воспринимаемой как естественной. Сам философ пишет: «Пора, наконец, перестать описывать действия власти в терминах «не»: она-де не дает, не позволяет, исключает, подавляет, запрещает, маскирует или скрывает. На самом деле, власть производит; она производит реальность; она производит область своих объектов, а также методов добывания истины относительно них» [Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы, С. 196].
Касаемо самой власти, Л.Н. Аксеновская вроде бы начинает смотреть на феномен со стороны гуманистической, как и было заявлено в методологическом обосновании и приводит ссылку на схиигумена Савву: «Интересно, что и властность схиигумен Савва обсуждает в контексте «болезней воли». Он пишет: «Властность – черта характера, присущая людям, живущим вне Бога. Христианин по природе кроток, как и Христос. Не была ли в Христе неизмеримо сильная воля? Но Он был кроток и не допускал психического насилия над людьми». Таким образом, схиигумен ставит знак равенства между властностью и психическим насилием над людьми» [С. 179]. Читая текст далее, мы понимаем, что он оставлен здесь как попытка создать дискуссию. Только ни дискуссия, ни тем более дискурс не создается, потому что «Это суждение заслуживает особого внимания в связи с тем обстоятельством, что в некоторых хронологиях истории менеджмента Иисус Христос называется исторической персоной, внесшей свой вклад в становление науки управления (см., например, «управленческий континуум» К.С. Джорджа в книге А.В. Карпова «Психология менеджмента») [С. 179]. На этом обсуждение власти как психологического насилия и завершается.
Далее, исследование превращается в схоластику, где автор пытается понять, какая догматика должна возникнуть, когда корпоративная культура превращается в корпоративную тоталитарную секту. Единственное, что Л.Н. Аксеновская называет эту социокультурную мутацию «корпоративной религией»: «Видение может быть объектом/предметом веры и, соответственно, своего рода, источником корпоративной «религии» [С. 217]. Что не так в этой фразе?
Во-первых, само словосочетание «корпоративная религия» неэтично, и тем более преподноситься как некое отражение эффективности влияния на людей с целью оправдания власти первого лица. Если же мы посчитаем это вариантом нормы, то нам нужно будет признать ценности социального неравенства, иерархии, денег и успеха как позитивные.
Во-вторых, нельзя заменять религию на ее подобие. Эта подмена не несет в себе ничего духовного и не ставит целью развитие человека, его спасение, не определяет сверх-смысл и ничего общего не имеет с самотрансцендентностью человека.
В-третьих, с точки зрения самих религий, это кощунство: «Не клянись вовсе» (Мф. 5:34), «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим» (Исх. 10:3), «нет иного Бога, кроме Аллаха» (Шахада ислама).
В целом же, Л.Н. Аксеновская явно придерживается тех теорий централизации, которые оправдывают власть, считают, что без власти нет порядка, что децентрализация неэффективна. Лидер – центр, вокруг которого вращается культура и, соответственно, личности подвластной ему послушной челяди. Автор ссылается на концепцию С.С. Аверинцева, который «рассматривает авторство как источник и основу авторитета, а авторитет как источник и отношение власти. Отсюда и следует тот факт, что власть – это изначальное качество, свойство субъекта действия, позволяющее ему быть автором» [С. 230]. Несколько неясно, если авторство – источник авторитета, то как это обусловливает факт изначальности власти как свойство деятеля? Даже если это принять к сведению как доказанную истину, то встает вопрос, если власть – изначальное свойство субъекта действия, то от кого оно – от Бога или от дьявола, добро это или зло, угнетает ли она или обогащает? Возможно, риторика и вовсе должна вестись за пределами этих дихотомий.
Далее утверждается, что «подлинный «властитель» – это творец. И лишь постольку, поскольку это так, он имеет авторитет (влияние на окружающих, не поддающееся только рациональному толкованию)». Властитель должен воспринимать выходки владельца бизнеса как творческий вызов и грудью напоказ лезть на амбразуру, что напоминает идеологическое воздействие в подготовке воинов перед боем: «Да не посрамим земли Русская, поляжем костьми тут – мертвый бо срама не имут» [Повесть временных лет. Лаврентьевский список]. И тогда возникает все тот же вопрос этики: «А ради чего?» или «Во имя кого?». Не нужно обладать особой прозорливостью, чтобы понять, что за всем этим творчеством властителя стоят интересы обогащения отдельных людей.
Л.Н. Аксеновская явно симпатизирует греческой концепции архэ: «Поскольку идея власти изначальна (власть есть), постольку возникает необходимость и того, над чем можно властвовать. Так узаконивается принцип господства-подчинения, право главенства одного над другим» [С. 232]. Такая концепция, опять-таки, оправдывает принцип социального неравенства, и, если власть естественна, то также естественно подчинение. Значит, естественны и отношения власти-подчинения: рабство, угнетение, эксплуатация, крепостное право. В такой обстановке совершенно естественными становятся изначально иррациональные социальные страхи, за которые автор так осуждает менеджмент организаций: «Один боится лишиться работы. Другой боится, что заденут его чувство собственного достоинства (т.е. унизят), третий боится, что не оценят по достоинству его достижения. Четвертый боится лишиться дружеского расположения шефа ...» [С. 242]. В общем-то, страх вполне реальный, потому что и в моем собственном опыте, и в опыте моих коллег были подобные переживания. Такие страхи вполне могут рассматриваться как механизмы защиты или адаптации, но для этого нужно на них посмотреть со стороны человека, а не с точки зрения эффективности тоталитарной системы.

Критика методологического основания и контекст этики
Рассмотрим некоторые методологические аспекты работы, которые, на наш взгляд, не имеют научной основы. Л.Н. Аксеновская часто ссылается на Карлоса Кастанеду не как на пример или иллюстрацию, а именно как на фундамент для выстраивания логики рассуждения, формулирования выводов, анализа, создания суждений. Например: «Третье внимание – это «неизмеримое осознание, которое включает в себя неопределимые аспекты физического и святящегося тел». «Третье внимание достигается, когда свечение осознания превращается в огонь изнутри...» и отсюда следует, что: «Высшее свершение человеческого существа... достичь этого уровня, сохранив жизненную силу и не сделавшись бестелесным осознанием, которое, подобно мерцающей искорке, взлетает прямо к клюву Орла, чтобы быть им поглощенным» [С. 158]. Чистой воды эзотерика, которая ложится в основу научной парадигмы – на мой взгляд, неэтично и ненаучно.
Выше было написано, как слова М. Фуко разбираются под не очень удачным взглядом, способствующим искажению его концепции. То же самое касается и труда К.Г. Юнга, ссылаясь на которого Л.Н. Аксеновская приводит следующую цитату: «совершенствование и развитие сознательной способностью пользоваться властью – это цель психотерапии», и, соответственно, автор эту фразу подхватывает и продолжает «сотеринг как разновидность менеджерской терапии направлен на развитие сотериологических способностей у управленцев, т.е. на развитие навыков самоспасения, самоисцеления и ухода за собой представителей определенной сферы профессиональной деятельности» [С. 235]. Про это ли говорил Юнг? В «Толковом словаре по аналитической психологии» В.В. Зеленского эта фраза не выделена как цитата Юнга и помещена в виде части определения понятия комплекса власти: «Юнг определял комплекс власти как сумму всех тех энергий, усилий и идей, которые направлены на приобретение личной власти. Когда этот комплекс доминирует над личностью, все другие влияния подчиняются эго, вне зависимости от того являются ли они влияниями, исходящими от других людей и внешних условий, или возникают из собственных импульсов человека, его мыслей и чувств» [Зеленский В.В. Толковый словарь по аналитической психологии. Власти комплекс]. Юнг говорил о терапии как о способе осознания комплекса и, через это осознание, исцелении.
Глухое раздражение вызывает и стиль написания работы. Возникает ощущение мусора, напрягает невнятность структуры повествования, непрозрачность логики. Часто теряется линия повествования. Читать неинтересно. Таким образом, труд «Ордерная модель организационной культуры» представляет собой невнятное, тусклое повествование, псевдонаучное и неэтичное. Я никак не могу согласиться с выводами автора, с выбором его методологии, с практикой внедрения и ценностями, которые Л.Н. Аксеновская проповедует. Практика оказывается очень страшной, потому как подобного рода теории не просто создают производственные системы в духе lean production, но и формируют такое идеологическое пространство, где все должны думать одинаково, где есть враг, где существует риторика войны, есть предатели и практика террора власти против своих сотрудников, где фигура монарха священна, и, в конце концов, где деформируется личность, постоянно подвергаемая психологическому насилию и стрессу. Такого рода тоталитарные концепции должны быть подвергнуты острой критике и обсуждаться как составляющие парадигмы социального дарвинизма.