4 Слово предоставляется Пенелопе

Имя Пенелопы, наверное, знакомо (почти) каждому, пусть и далёкому от мифологии и никогда не читавшему поэмы Гомера, просто потому, что мифы сидят в нас где-то очень глубоко, в подкорке. Мы можем не знать никаких подробностей, но оказывается, что имя где-то когда-то слышали, может, в какой-то житейской ситуации, может, в какой-то интерпретации, далёкой от первоисточника: «Аааа, это та глупенькая, которая мужа ждала 20 лет!» - «Да бросьте! Хранить верность столько лет?! Не-а, не верю». Ну, и так далее, и тому подобное. Что же на самом деле знаем мы о ней, той самой Пенелопе?
У М. Этвуд слово дано самой этой женщине, вошедшей в историю культуры то ли образцовой верностью, то ли непроходимой глупостью, то ли хитростью, которую она успела перенять от своего знаменитого мужа до его бесконечно долгого отсутствия. Вспоминаются ахматовские строки: «Я научила женщин говорить». У Этвуд говорит Пенелопа, которой надоело тысячелетиями слушать о себе дурацкие измышления, она посылает нам свой голос из царства мёртвых, которому принадлежит уже давным-давно. Собственно, это её душа в некой оболочке, которая наблюдает и за ныне живущими, слыша их мысли, и встречается в своём мире со своими современниками. Она и говорит так, как говорила бы женщина дня сегодняшнего: «Разумеется, я выдала ему все положенные «и-это-вся-твоя-благодарность», «ты-себе-не-представляешь-через-что-я-прошла». Мне, например, симпатичны любые виды иронии, в том числе (и особенно) самоирония, а её в тексте достаточно, поэтому когда автора обвиняют в голимом феминизме, мне это не очень понятно. Пенелопа не лучше своего мужа или сына, хотя ей часто с ними (а ещё чаще без них) нелегко. Сильная женщина? Да. А какой был у неё выбор?
Текст даёт возможность либо вспомнить основательно подзабытый миф, либо познакомиться с ним. Позиция Этвуд с бережным отношением к первоисточнику мне куда ближе, чем позиция Олди, которые придумали, что у Одиссея каким-то телепатическим образом мог оказаться в руке лук, вот просто из ниоткуда. Здесь смещены акценты, читатель может увидеть всю историю под другим углом зрения – не со стороны автора, а со стороны самой героини, которая до этого всегда была на вторых ролях. Мы узнаем, что Пенелопа – дочь царя Спарты и наяды, двоюродная сестра Елены. Да-да, той самой. Легко ли ей было, нелюбимой дочери, да ещё в тени своей знаменитой красавицы-сестры? Легко ли ей было выйти замуж за человека, которому когда-то уже отказала та самая Елена? Легко ли стать царицей каменистой Итаки, откуда вскоре на годы исчезнет муж, а слухи о нём будут доходить самые невероятные и мало приятные?
Миф снова оживает, полный подробностей, деталей. С него как будто смахнут пыль и снова представят ярким. Читателю напомнят и о кровати в спальне Одиссея, где одним из столбов служит ствол спиленной оливы, корнями уходящей в землю. Эта особенность позже тоже сыграет свою роль. Ценная способность: не накидать деталей просто так, «шоб было».
Каждую главу текста предваряет хор служанок, который отсылает нас к древнегреческой трагедии, где представление открывали «сатирические сценки, пародирующие сюжет исполнявшегося следом действа». Надо сказать, что сатирического в них всё же мало, они полны горечи и печали, да и как иначе, если

«Мы босиком
в петлях плясали
ни за что ни про что».

В финале есть сцена суда, полная горькой иронии, где судья перелистывает «Одиссею»:

«Эту книгу, несмотря на ярко выраженную аморальную направленность и явный переизбыток сцен насилия и секса, мы должны принимать во внимание как основной источник по рассматриваемому делу».

Ирония эта прежде всего в наш адрес, людей XXI-го века, а не в адрес давно умерших или вообще никогда не существовавших.
В суде, где «смешались в кучу кони, люди» (зачёркнуто!) персонажи из разных эпох, к отмщению взывают убитые служанки:

«О Гневные, о Фурии, вы – последняя наша надежда! Летите за Одиссеем повсюду, куда бы он ни пошёл! От селения к селению, из жизни в жизнь, какой бы личиной он ни прикрылся… и где бы он ни пытался укрыться – в песнях и драмах, в фолиантах и диссертациях, в примечаниях и приложениях!»

«Теперь, когда все рассказчики выдохлись, настал мой черед. Теперь я сама расскажу сказку».

И она рассказала.

Слово предоставляется Пенелопе