5 Суровые, как лес. Непрошибаемые, как лёд.

«Хоккей – всего лишь пустяковая, нелепая игра. Мы отдаём ей год за годом, не смея надеяться на взаимность. Мы приносим в жертву всё, что у нас есть, горим, кровоточим и плачем, прекрасно понимая, что в лучшем случае, как бы ничтожно и жалко это ни выглядело, дождёмся в ответ максимум несколько прекрасных мгновений. Но разве жизнь – это что-то большее?».

У каждого человека есть что-то такое, что способно поднять ему настроение, приободрить, вдохновить. Спасти. У каждого это „что-то“ своё. Меня, например, всегда спасали книги. Кого-то спасает музыка, кого-то – творчество. Для людей из Бьорнстада этим „что-то“ был хоккей. В каком бы упадке ни находился их падающий в пропасть небытия городок, благодаря хоккею и талантливым юным игрокам они верили, что их жизнь в скором времени наладится, ведь ребята обязательно выиграют, что повлечёт за собой строительство школы и торгового центра, а значит и работа появится, уж тогда-то они и заживут. Поэтому было так сложно следить за происходящем, потому что, смотря на весь тот кошмар, что творили эти люди, ты понимаешь, почему они всё это делают, почему они так рьяно отказываются поверить в страшную правду. Но одно дело понимать, совсем другое – принимать. Потому что, пытаясь спасти себя, своих детей и свои надежды, эти люди разрывали на части ребёнка.

Когда пятнадцатилетняя девочка рассказала о том, что её изнасиловали, она потеряла своё имя. Когда семнадцатилетнего парня обвинили в изнасиловании, все стали ему сочувствовать и всячески его поддерживать. Ей задавали одни и те же вопросы снова и снова: была ли она пьяна, отвечала ли она на его поцелуи, громко ли она звала на помощь. Но никто даже не подумал спросить о том, было ли ей страшно. Ему тоже задавали вопросы, но его ответы всех устраивали, они в них верили. Ведь она сама виновата. Она слишком откровенно оделась, она слишком ярко накрасилась, она слишком громко смеялась. Слишком. Все кричали о справедливости и о том, что нет ничего хуже обвинения в изнасиловании, и каждый раз хотелось закричать, что есть. Это само изнасилование. Я постоянно вспоминала ту самую сцену. Пуговицу. Царапины. Плакаты. Шею. И крик, который так и не вырвался. Но виновата всё равно она, скажут они. Поэтому было так горько читать эту книгу. Потому что в этих страшных людях отлично узнаются другие страшные люди, настоящие люди, которые окружают нас. Открой интернет, включи телевизор или выйди на улицу – ты их увидишь. Они всё прекрасно знают и во всём разбираются, и они сразу же тебе скажут, кто во всём виноват. Они собираются в стаи, находят жертву и начинают свою атаку. Присмотрись и прислушайся, и ты их узришь, они – везде.

Строить из себя великого гуманиста проще простого. Так легко делать выводы и казаться моралистом, когда самое ужасное случилось не с тобой. А что делать, если это случилось с тем, кого ты любишь? Больнее всего было наблюдать за Петером и Мирой. Потеряв своего первого ребёнка, они, несмотря на прошедшие годы, так и не прониклись нерушимой верой в то, что они хорошие родители, их продолжало грызть чувство, что они что-то делают не так. И тут с их дочерью происходит непоправимое. И они ломаются. Но не ломаются дети. Младший подойдёт к маме и предложит сыграть в карты, а затем они обнимутся. Старшая, которая, несмотря ни на что, остаётся самой сильной из них, попросит папу подыграть ей, пока она играет на гитаре. И они все будут вместе. Мы всю жизнь пытаемся защитить и уберечь тех, кого любим, и мы не хотим верить в то, что это невозможно. Худшее может произойти. Худшее произойдёт. Но любовь никуда не денется. Поддержка никуда не денется. Обнять. Сказать, что любишь. Налить кофе. Мелочи? Отнюдь. Это – всё.

Об этой истории можно рассказывать бесконечно. О каждом персонаже можно рассказывать бесконечно. "Медвежий угол" разительно отличается от всех предыдущих книг Фредрика Бакмана , но он опять сделал то, чем покорил меня ранее: раскрыл каждого героя так, что ты к ним не просто проникаешься симпатией, ты... Я не знаю, какое слово подобрать. Это нечто особенное. И ты переживаешь вместе с ними. В этой истории нет ничего смешного, в ней одна лишь боль, горечь и тяжесть. Но отчего-то к ней привязываешься. Привязываешься к Петеру, который коллекционирует пластинки лишь потому, что давным-давно его маленький сынок услышал треск проигрывателя и, перестав плакать, улыбнулся. Привязываешься к Мире, отчаянной волчице, которая по ночам ходит по дому и считает своих детей: раз, два, три; двое в кроватях, один на небесах. Привязываешься к Мае, смелому и сильному волчонку, которая, увидев за окном маленьких играющих девочек, так захотела увериться в их благополучном будущем, в котором они не будут бояться темноты, что заговорила, пусть и понимала, что этот город за эти слова попытается её уничтожить. Привязываешься к Амату, мальчику-льву, который жил мечтой о том, что однажды его любимая мама, расправив гордо спину, сможет войти в любую комнату и ей не нужно будет извиняться. Привязываешься к Беньи, мальчику-воину с диким сердцем, тайна которого так сильно давила на него, что в итоге, видимо, и сломала. Привязываешься к Ане, девочке, которая так сильно любила деревья и свою лучшую подругу. Привязываешься. Это слово несёт за собой ту же опасность, что и слово преданность. Но как без них?

«Одно из самых сложных понятий в командных видах спорта – это преданность. Преданность принято считать положительной чертой характера, так как, по мнению многих, всё лучшее, что люди делают друг для друга, они делают из преданности. Проблема лишь в том, что слишком уж много плохих поступков мы совершаем по той же причине».

Больше рецензий

5 Суровые, как лес. Непрошибаемые, как лёд.