3 Природа движения вне времени

Профессия врача, наверно, единственное поприще, на котором человек может изучаться в его целостности. Одной из центральных тем "Пробуждений" стал именно этот вопрос - вопрос восприятия человека как биологического механизма и как личности, изучение его с обеих точек зрения как особой миссии врача и изъяны американской системы медицинского обслуживания, сводящиеся к механистическому лечению. Оливер Сакс начинает говорить об этом в предисловиях и повторяется в эпилоге. Он любит пофилософствовать на тему науки, он собирает понравившиеся идеи из трудов философов-классиков и, наконец, проводит параллели между биологическим взглядом на личность с физикой частиц... Такое обрамление основного содержания превращает чистый нон-фикшн о пациентах хосписа Маунт-Кармель в винегрет, который заправили взбитыми сливками. Однако, если последовать за пафосом автора, разрывающегося между стремлением превратить сухие истории болезни в романтические биографии, критикой формализма и упования на более человечную медицину, читатель не придет ни к чему. Оливер Сакс, как и его пациенты, переполнен стремлениями, но они бесплодны из-за изъянов в понимании человека, природы и, самое главное, - природы внебиологической. Сакс - сумасшедший, жаждущий иного миропорядка, но ничего не способный с ним сделать, потому что говорит он откровенную популистскую срань, обращаясь к трендам времени - экзистенциализму, антифрейдизму, прогрессивизму и квантовой физике. Он уговаривает к пробуждению желанием пребывания в мире и сравнивает это с величайшей радостью, он верит в "экзистенциальную терапию", осознавая, что человеку нужно обретать "стиль"... То, что называется ипостасью, он сведет личности, persona, "я", а затем человеческой природе, да еще и вытащенной из древности.

От "Пробуждений" ждешь тяжелого чтения. От рассказов об обреченных больных ждут надежды, приближающей к чуду, понимая, что, скорей всего, здесь будет много печальных подробностей. Да, подробности будут, но будут и надежды. Но основным кошмаром станут не ухудшившиеся условия содержания больных после уменьшения финансирования хосписа, существующего на пожертвования, и не ухудшения состояния больных, приводящих к летальному исходу. Главным ужасом и проблемой книги станет сам Оливер Сакс и его "лечение".

"Путь паркинсоника - это дорога в никуда, страна паркинсоника - это земля парадоксов и тупиков."

Основная часть книги представляет из себя несколько историй болезни людей, родившихся в начале XX века и прошедших через эпидемию летаргического энцефалита, резко закончившуюся в 1927 году. Пораженные люди лишались сна, после чего впадали в состояния, близкие к коматозным. Переход в обездвиженность мог начинаться с состояний, близких к невротическим - тиков, кризов, изменений поведения... Большинство пациентов Маунт-Кармеля попали сюда в состояниях невозможности свободного движения. Оливер Сакс начинает лечить их препаратом леводопа, отлично показывающим себя в облегчении симптомов паркинсонизма, вне зависимости от того, что явилось их причиной. Эффект был сумасшедшим во всех смыслах этого слова. Свобода движений подарила больным новое ощущение жизни и возможности взаимодействия с миром. Восторг захлестывает и доктора Сакса. Лекарство начинают считать чудом...

Только вот все описанные постэнцефалитики, лишившись части тяжелых паркинсоничесских симптомов, с неистовостью раскрывали своё нутро. И оно оказалось сгнившим заживо в остававшемся нестареющим теле. Оливер Сакс предлагал цитаты о первобытной природе, раскрывающейся в подсознании человека и находящей выход с помощью препарата... И, словно наркоман, хотел этими объяснениями вернуть первоначальное ощущение эйфории от видения успехов лечения, которое постепенно скатывалось в ничто. Он побоялся коснуться религиозных взглядов, но, поняв, что не осилит глубины истины, остался плавать на поверхности. Никто так и не сказал ему тогда, что природа человека - гниль и прах. Оливер Сакс всю книгу впаривал читателю, что лечение должно состоять в комплексном подходе, при котором лекарственную терапию сопровождает "хорошее отношение". Но вовсе не социальные отношения привели к деградации психических состояний, а как раз возможность эгоистического действия, всесилие "я". Оливер Сакс просто боязливо убежал от темы "я" к теме "оно", по-пропагандистски найдя виноватого в окружающей среде, до этого делая вид, что в мире нужно искать красоту и одухотворенность.

"Можно лишь сказать, что большинство выживших пациентов опускались в болезнь все глубже и глубже, круг за кругом, углубляясь в заболевание, безнадежность и невообразимое одиночество, их одиночество, которое стало самым невыносимым из всего, то им пришлось пережить".

Оливер Сакс с помощью леводопы превратил хоспис постэнцефалитиков в сумасшедший дом, в котором манифестировалась истинная человеческая природа, чуждая человеку с момента изгнания из рая. Она вырождается в нервозы, замыкает человека и блокирует его волю, но не приводит к тому отчаянию, которое примиряет с Создателем чистой человеческой природы. Сакс поощрял усугубление аутоэротических стремлений, считая "доброкачесвенное галлюцинирование" способом терапии, а когда аутоэротизм давал манифестации вовне, он утверждал, что болезнь - органичная часть здоровой личности, её первобытный слой психики. Большинство описываемых больных демонстрировали извращенный эрос, объективирующий не только мир, но и людей в нем. Саксу такое поведение не казалось нездоровым в то время как объективирование самих больных казалось проблемой. Биологически выраженный эрос в виде неистовой мастурбации, любопытства, агрессии и нарушений пищевого поведения, по Саксу, лечится переведением его в ментальную версию, например, в фантазии, но его почему-то совсем не смущал тот факт, что это решение логически сводило состояние больных обратно в неподвижность, лишая смысла наличие всех и вся вокруг. Меня давно смущает факт, что лечением называется снятие симптомов, а не избавление от болезни, но на страницах "Пробуждений", на мой взгляд, не происходило даже этого. Это всё - истории ускоренного убийства человека через сведение его к сугубо человеческому "я", а вовсе не "оно", зависимое от социального окружения, как пытался втереть читателю наивный автор.

"Это ужасное присутствие и ужасное отсутствие. Присутствие - смесь недовольства, принуждения и давления, чувства, что ты связан и остановлен. <...> Отсутствие же - ужасная изоляция, и холод и съеживание, большее, чем это может вообразить человек, этого не испытавший. Это бездонная тьма и нереальность"

В контексте, в который заключены истории постэнцефалитиков, "Пробуждения" бессмысленны. Они интересней сами по себе и виделись бы более ценными либо в романтическом ключе, о котором так мечтал Оливер Сакс, либо в точном документальном описании без цитирования идей авторов, с которыми согласен. Здесь встречалось множество интересных элементов, которые могли бы стать основой для полноценного описания восприятия мира психически больными. Во вступлении примерно это и обещалось в словах о раскрытии внутренних миров. Вместо этого умный читатель имеет в своей копилке несколько примеров откровенной человечности - того, что представляет "я" человека само по себе, пресловутая человеческая природа, обнаженная выключенностью из времени. В книге неоднократно упоминалось оригинальное кинематографическое (покадровое) восприятие времени и движения в нем, проблемы передвижения в угловатых пространствах и облегчение в тех, где ритм задается наличием лестниц или нарисованных полос. После ознакомления с коммерческими лайфхаками, захватывающими внимание и воздействующими на волевое поведение (сглаженные траектории движения в торговых центрах, конечное минимальное количество вариантов, делающий акцент на ритм дизайн, изменение ритмического рисунка популярной музыки - слияния квантовых, дискретных состояний), находишь, что они как будто бы изобретены страдающими паркинсонизмом, которым приходится понуждать себя к движению особыми трюками. После этого думаешь, что мир вокруг просто создан для подобных больных и позволяет сосуществовать с относительно здоровыми, что постоянно изменяющаяся культура служит успокоению психотических симптомов, какой бы странной и сумасшедшей она ни казалась выпадающим из времени поколениям. И тут движение вновь обретает измерение времени, и оба они складываются в единое целое... А вот рассказанное в книге Оливера Сакса - нет.