4.5 Неуместно думать о печалях...

«Мы все – го-вно... Никто из тех, кого я знаю, и я сам в первую очередь, не стоят и одного колеса старого «хорьха», хоть он и служил эсэсовцам».
(Борис IV Градов)

«Коллеги» - с этой повести когда-то началось моё знакомство с автором. В меру патриотическое и восторженное произведение, в котором главные герои, они же молодые врачи, мечтают приносить пользу Родине и народу, произносят чуть пафосные речи о долге и самопожертвовании.
И вот «Московская сага». Неужели её рассказывает тот самый Аксёнов? Боль, горечь, злость, щедро замешанные на матерных словах, резче и убедительней свидетельствуют о произошедших в писателе переменах, чем поредевшие волосы и морщины. О том советском писательском оптимизме, о социалистическом апофеозе, который был не чужд молодому автору, Василий Павлович говорит теперь с сарказмом и сожалением.

«Московская сага» - трилогия: три эпохи, три поколения и три таких разных книги. Как будто революция привела в действие адскую машину, разрушительное действие которой нарастало - запугивая, калеча, убивая. Изменяется манера повествования: речь из интеллигентной постепенно переходит в более едкую и грубую, пересыпанную бранными словами. Чувствуется всеместная перемена настроения, перемещающаяся на отдельных героев. Заброшенность и одичание водворяется на дачах и в квартирах...
Снижается и моя личная оценка от 5 баллов, которые хотелось уверенно поставить первой книге, к 4 - в третьей.

Об общем положении и настрое страны можно судить по отдельно взятой даче - серебряноборской крепости: о чём говорят или молчат, что играют и поют, спят ли обитатели дома или страдают бессонницей, доносятся из окон весёлые голоса или беззвучно мелькают тёмные тени, друзья приезжают проведать или подозрительные типы следят-наблюдают, бродя за забором...

В первой части мы знакомимся со счастливой семьёй Градовых. На даче в Серебряном Бору регулярно принимают гостей - слышна музыка, смех, шутки, танцы... Борис Никитич, профессор Первого медицинского института, один из лучших хирургов Москвы и его жена Мэри Вахтанговна, когда-то кончавшая консерваторию по классу фортепиано, гордятся своими детьми.
Аксёнов применил удачный приём, разбросав Никиту, Кирилла, Нину по разным политическим лагерям, подведя читателя к горьким выводам: в мясорубку 30-40-х мог попасть каждый.
Постепенно дача пустеет: репрессии, война, лагеря выхватывают её обитателей...
В третьей части Борис IV распивает и слушает музыку в иных местах: подвальчиках, барах, ресторанах. Аксёнов воссоздаёт целую карту подобных заведений столицы с подробностями: что подают, что наливают, что поют. Публика тоже попадает в кадр.

О публике, а точнее, об исторических лицах «Московской саги» нужно сказать отдельно. Перечисляя фамилии руководящего состава, военных, писателей, многочисленных деятелей культуры и спорта, Аксёнов усиливает достоверность романа. Подкрепляют её Антракты - выдержки из отечественной и зарубежной прессы того времени. В правдивости автора не сомневаешься.
Признаюсь, что долго пыталась вычислить кто же скрывается за личностью Никиты Градова, проштудировав биографии всех маршалов ВОВ. Герои саги настолько живые и настоящие, что относишься к ним, как к реально живущим и существующим (жившим и существовавшим). Среди представителей трёх поколений Градовых, несмотря на симпатии, не выбрать идеального персонажа. Как в реальной жизни все мы не без изъяна и недостатков, все ошибаемся и совершаем опрометчивые поступки, так и в романе Аксёнова можно наблюдать за взлётами и падениями героев, их страхами и постыдным умалчиванием, изменами и предательством...
Но есть такие, которых особенно жаль при всей их внешней нелицеприятности. Для меня это Цецилия Наумовна Розенблюм. Незавидный вид верной партийки (траченные сединою рыжие космы, пудовые груди, тонкие ноги), затрапезное одеяние, неряшливость вкупе с высокопарными речами и революционными лозунгами не могут создать положительного впечатления. Это неказистое подобие женщины принадлежало к тому типу людей, что не замечают деталей, живя в мире основных идей.
Но стоило отталкивающему внешнему облику проявить внутренние чувства - истинную любовь, надежду, веру - и перед читателем раскрылась невиданная красота и сила души.
Именно страницы, повествующие о Цецилии Розенблюм, закапаны пролитыми над книгой слезами...

Пара слов о реинкарнациях. Чем публика занимается в антракте - её личное дело. Можно прессу почитать, можно задуматься о перевоплощениях. Если газетные выдержки придают саге толику достоверности и историчности, то зоопарк с белками, слонами, совами, жабами и другой живностью чуть озадачивал. О чём это Аксёнов? Возможно, причина кроется в моей излишней практичности и приземлённости, но знакомство с представителями московской фауны, оценить не сумела. Лишь кот профессора Гординера, нареченный Велимиром, любящий стоять на одной ноге, затронул моё сердце истой кошатницы. Я простила ему привычку лизать профессорскую пятку во время совокуплений с Оксаной и хлебниковскую заумь...
Антракт.

Избранное.
Фраза книги: «От пропаганды и бреховины нигде не спрячешься»
Слово книги: Крангдадигкайт (на языке буров: кобру нельзя победить, не сунув ее башку в темный мешок)
Песня книги: "Тучи в голубом"
Фамилия книги: Грундзискаускас Стасис Альгердасович
Поговорка книги: Гони кота на мыло
Реинкарнация книги: Ульянов-Ленин-Белк
Библейское: «Претерпевший же до конца спасется»