3.5

Медленно и уже практически нехотя я добралась до третьей книги к уже слегка поднадоевшим Казалетам, предполагая, что настало время для тайн и загадок, сиквелов и приквелов к биографии каждого из них, поскольку исчерпаемость событий жизни трех героинь (Клэри, Полли и Луиза), задуманных, видимо, как центральные и держащих на себе всю сагу, стала очевидной. Наверное, в жизни так и должно быть, и люди, чем старше, тем менее заметно меняются, но если выбранный автором «шаг повествования» короткий, чуть ли не помесячный, то герой просто застывает, как жук в янтаре. То ли дело, повествование с шагом в пять-десять лет! Там возрастной и личностный прогресс был бы очень ощутим, а охват жизненных событий давал бы простор воображению и избавлял от тягомотного утопания в одинаковых на вкус и цвет деталях. А так… мне показалось, что автор оказалась в плену собственной стилистики и биографии, боясь нарушить самой же возведенное в абсолют правило неспешного подробного бытописательства.

К третьей книге во мне окрепли ранее лишь мелькавшие подозрения относительно не меняющихся некоторых возрастных черт этих девушек: в каждой из них по мере взросления лишь усиливались неистребимые, как моль в викторианских гардеробах, инфантильность, наивность, доверчивость, послушание, пассивность. А как же «буря и натиск» тинейджерства и романтическая «доминанта дали» юношества? От пресности, скучности и мещанской выпрямленности этих «спящих царевен» все больше хотелось зевать, и, будь я тогдашним юношей, я вряд ли смогла бы заставить себя всерьез заинтересоваться хоть одной из них. Ну ладно, я еще готова допустить, что по воле автора семья формировала их поведение именно таким, видимо, считая его женским образцом эпохи, но от того, что от тома к тому их характеры никак не развивались и делались все менее различимыми, меня постепенно начало тошнить – все они, даже Клэри, которой я поначалу симпатизировала (и с которой, мне казалось, автор больше других себя идентифицировала), стали казаться ходульными проекциями одного и того же образца, без живых возрастных метаний, авантюрности, любопытства к будущей жизни, формирующейся индивидуальности и здоровой юношеской сексуальности. Постепенно подозрение, что автор не любит ни одну из своих героинь, переросло во мне в твердую уверенность: никому из них она не позволила стать по-настоящему счастливой, самореализовавшейся или хотя бы удовлетворенной жизнью.

Все менее симпатичной начала казаться и сама их семейная среда: все старело, мельчало и обесценивалось, становясь косным, затхлым и почти совсем закрытым от реальности, в которой – ни больше, ни меньше – менялась история. Каждый оставался упорно зацикленным на своих мещанских романчиках, невнятных помыслах, неисполняющихся желаниях, дурацких браках (Нора, Тэдди), бесконечно невкусной еде, беременности, застиранных блузках и пустых рассуждениях. Общим символом всех Казалетов я бы назвала улитку, уныло тащащую на себе свой небольшой мирок и чуть что, мгновенно прячущуюся в свою раковину. От них как-то и не ждешь ни порывов, ни поступков, ни интереса к чему-либо вне них самих.

Некоторые сюжетные линии возникают внезапно и заходят в тупик, не успев даже событийно и литературно оформиться, не то что развиться и набраться противоречий (роман Вилли с Лоренцо, существуя, оказывается, только в ее голове, внезапно опошливается, отношения Рейчел с Сид так и не опредмечиваются и даже не выговариваются, стремление Луизы стать актрисой вянет на корню, Тедди, Кристофер, Нора и Саймон вообще где-то затерялись на просторах повествования и т.д.). К концу книги мне стало казаться, что вся сага состоит исключительно из мертворожденных и абортированных сюжетов.

Подводя итог своей говардовской эскападе, я могу сказать, что эта сага моих ожиданий не оправдала. Читать было по большей части скучно и нудно. Я даже как-то пожалела автора, затеявшую масштабный семейный эпос, выродившийся в монотонное и весьма ханжеское повествование. Наверное, книгам требуется что-то иное, чем единичные воспоминания, особенно когда из 90-х реконструируешь события 40-50-х. Все это можно было не клонировать до бесконечности и без утраты смысла свести к одной книге, тогда она, может быть, и смогла бы вызвать читательский резонанс. И если детские воспоминания еще как-то помогли Э. Говард более или менее сносно написать первый том, то на остальные биографического материала и литературного таланта явно не хватило. Следующие две книги содержательно стагнировали как из-за нехватки событий и недостаточной вариативности внутренних миров ее многочисленных героев, так и из-за непонятного нежелания автора вписать семейную микроисторию Казалетов в более широкие историко-культурные и психологические контексты. К концу третьей книги (может быть, еще и «благодаря» отвратительнейшему и совершенно не вычитанному с точки зрения русского языка переводу) сквозь текст уже очевидно просвечивала смысловая пустота и содержательная недостаточность этих Cazalet Chronicles. Даже не хочется прогнозировать, что ожидало бы меня в оставшихся двух томах.

Думаю, на этом мое знакомство с книгами Э.Говард закончится, пусть они и дальше пребывают там, где находились последние тридцать лет - в литературной тени. А мне срочно, Срочно, СРОЧНО нужно прочитать что-то действительно хорошее.