4 Темно как днём

Цитата позаимствована у Стоппарда, она наиболее полно описывает мои ощущения от пьесы. Помню, мама положила мне её на стол, постучала пальцем и ушла. «Розенкранц и Гильденстерн? - припомнила я. - Это же беспутные студенты, однокашники Гамлета! А с ними-то что? Судя по всему, померли. Тоже! И не стала читать. Ещё бы, думаю, про могильщика-юмориста отдельную пьесу написали.
Оказалось, не «тоже»! Умерли эти двое в результате весьма поганой интриги, бросающей зловещую тень на светлый трагический образ принца датского. А я, грешна, этот нюанс всякий раз пропускала, как восьмиклассница, которая в «Войне и мире» читает исключительно «мир».
Как мы (и я теперь тоже) знаем от Шекспира, Клавдий послал с парочкой и принцем письмо английскому королю. С тайным приказом, чтобы тот немедленно казнил племянника. Гамлет изменил приказ, и полетели головы бывших товарищей. С одной стороны, хамство с их стороны, знали ведь, что везут. С другой: а что делать им было? Принц — псих, предупреждать бесполезно, ещё покусает, как бухгалтера Берлагу! А вернее, сдаст санитарам, то есть, королю. Может, казнь для него — гуманное решение, вроде эвтаназии. А у Гамлета, наоборот, выбор был.
Или не стоит подходить к древней истории с современными моральными мерками.
Автор и не подходит. Его Розенкранц и Гильденстерн производят впечатлением мёртвых с самого начала, судя по сумеречному состоянию их сознаний. Хоть хоррор снимай. Откуда они явились, куда направляются — приходится им то и дело напоминать, даже свои имена они периодически путают. Собственно, комический элемент пьесы лично для меня этим исчерпан.
Всё остальное показалось мучением то ли безумцев, то ли над заблудившихся в чужом приключении покойников. Что, собственно, для театра абсурда — абсолютно нормально.
Даже понравилось! И вот, почему.
Приятели не знают, что с собой делать. И с нами, на сцену попадающими редко, такой тоже случается. Знакомое, неприятное ощущение потерянности: «Чувствую себя точно зритель – скверное дело. Это выносимо, только ежели свято веришь, что сию минуту явится кто-нибудь, кто тебя заинтересует». Такие эпизоды создают доверие между читателем и автором. Дальнейшие утверждения (про кровь и риторику, про «Правдиво только то, что принимается за правдивое. Такова плата за существование. Человек основывается на предположениях») понимаешь и принимаешь без особого внутреннего протеста.
Лучшим моментом считаю финальную кульминацию, откровение о сути смерти.
«Это не кровь и не вопли и падение тел – смерть состоит не в этом. Просто дело в том, что человек больше не появляется, и все, – сейчас вы его видите, сейчас – нет, и правда только в том, что в эту минуту он здесь, а в следующую уже нет, и он больше не вернется – просто уход, скромный и необъявляемый, – отсутствие, становящееся весомым по мере того, как оно длится и длится, – пока, наконец, совсем не придавит».

Дочитала и некоторое время сидела в недоумении. Надо сказать: опыт театра абсурда есть, трагедией с ног не собьёшь. «Плохой конец прискорбен, хороший – безрадостен. В этом смысл трагедии». Но ощущение не до конца понятого замысла осталось. Обязательно посмотрю постановку или экранизацию, может, полегчает.