0 Все молчат, но кто-то молчит сильнее других

Тридцать лет непроглядного мрака, жизнь под гнетом животного ужаса, запредельной усталости, неведения и… невыносимого равнодушия окружающих

*Какое-то нелепое чувство, когда заявлен гаспачо, на обложке томат, а ты сок томатный в стакан наливаешь. Одни и те же помидоры, но что-то не то.

Владислав Ковалив перевел этот "непроглядный мрак" на русский язык.
В оригинале роман носит название «Le silence des autres». Английское издание вышло под «The Silence of Others». Под обложкой - обвинения в бездействии и молчании окружающих. История как контекст.
Откуда "Исповедь"? "Пленница"? "Лопата"?

знаю!
У переводчика схожая с моей точка зрения. Исповедь позволяет рассказать о своих проступках и получить прощение.
Ай да Владислав! ай да с-с-сарказнул!

***

Роман «Исповедь. Пленница своего отца» написан со слов Лидии Гуардо ее добрым приятелем, журналистом и писателем Жаном-Мишелем Карадеком, сохранившим детскую манеру изложения своей подруги

Уважаемый Жан-Мишель, для чего ты решил помочь истории увидеть свет в таком исполнении?
Детская манера изложения не найдена: или французские дети говорят как-то «неманерно», или Владислав (икает уже, бедолага) с детской манерностью на родном языке не знаком, или Жан-Мишель в очередной разок себя перехвалил.

Эмоции Лидии и уровень её понимания ситуации, от того и ярое желание упрекнуть всё и вся, объяснимы. А вот журналист, который наравне с пострадавшей начинает тыкать общество (и читателя в частности) как котёнка носом в лужу, это как минимум странно и непрофессионально.
Ай-ай, Жан-Мишель, не кусай руку, которая тебя кормит!

А вот с форматом соглашусь. Да, действительно вся эта история хорошо оформлена, структурирована. Ровный тон повествования, отсутствие описания «тех самых» сцен в деталях формируют в голове тихий ужас и шок, беззвучный вопль отчаяния. Это не публицистическая сводка информации, монолога, это настоящий роман, созданный по реальным событиям.
Но Жан-Мишель, зачем ты в этом романе и так много?

Рассказывать об этом периоде моей жизни труднее всего, причем не столько для меня самой, сколько для моего писателя.
Ему потребовалось несколько дней — или нет, даже несколько недель — на то, чтобы придумать, каким образом можно изложить все это на бумаге

Ну нелепо же ж. Ещё бы Лидия совершенно случайно в ходе рассказа обмолвилась, что её приятель – тот самый, из-под пера которого свет узрели документальный фильм «Смерть Дианы – невероятное открытие» и книга «Кто убил Леди Ди?» Телек-то у неё появился ещё при живом тиране. Никаких противоречий же, ну?
Что за странная самореклама, да ещё и в третьем лице. Нескромно, настойчиво и слишком надоедливо!

Эта книга — история моей жизни. Я старательно, ничего не утаивая, рассказала ее знакомому писателю. Я называю его своим «маленьким котиком» (хотя он и старше меня), поскольку думаю, что он испытывает ко мне большую симпатию и, кроме того, пытается меня понять

Котик, это провал!

***
Лидия
ну тут вообще, конечно….

Скажу сразу: я не считаю случаи инцеста и насилия нормальными, я не воспринимаю весь тот ужас, который терпели дети Раймона Гуардо, как что-то из серии «Меня вон в детстве тоже медуза обожгла за ляжку! Блинчик, такой ожёг был!»
Да, нечеловеческие физические и моральные издевательства над людьми и животными имели место быть. И это страшно, дико и непостижимо.
Но роман-то не об этом! Заявка на упрёк. Ну, значит, и говорить давайте об этом:

По словам Лидии, ей захотелось поведать миру свою историю после дела Йозефа Фритцля¹, чтобы тем самым поддержать его дочь Элизабет, и не чувствовать себя такой одинокой в своей беде.

Элизабет Фритцль провела 24 года в глухом, звуконепроницаемом запертом подвале. Лидия же большую часть времени была относительно свободна в своих перемещениях.

Лидия призывает представить, ужаснуться тому, что ей, маленькой девочке, приходиться вытерпеть, раз за разом напоминая, что ей всего 8 (9, 10…) лет. Исключая историю с ожогами…

Через некоторое время он вернулся в нашу комнату, неся Надю на руках, однако на этот раз свет включать не стал. Он уложил сестру в кровать. Она громко шмыгала носом.
Затем Старик вышел, и вскоре я заснула.
На следующий день, проснувшись и поднявшись с постели, я посмотрела на Надю и увидела, что у нее между ног зажат большой кусок ваты и на нем — немного крови.
Я тут же легла обратно в постель и сделала вид, что сплю

Надю, сестру Лидии, отец первый раз изнасиловал гораздо раньше и перевел это в ежедневную рутину. Брата избивал до обморока и не кормил днями. В дальнейшем Брюно тоже подвергался насилию.
Лидия тогда предпочитала закрывать глаза, а спустя время, видимо вообще не считает горестями на фоне своей боли. Никогда в романе читатель не почувствует каких-то душевных переживаний у Лидии за брата или сестру. Всё, что касалось не Лидии, – это отстранённая констатация факта, будь то дети во дворе, крики сестры из соседней комнаты, брат с окровавленными ягодицами, или ракушки, засыпанные песком.

После очередного изнасилования Брюно принял решение сбежать, один. Побег удался. Брат отыскал дедушку в Париже. Дедушка подозревал что-то неладное в поведении сына. Вместе с Брюно они подали заявление в полицию.
В день своего восемнадцатилетия Надя, находясь рядом с Лидией в равных условиях, выбежала из фургона и благополучно добралась до Парижа. Там разыскала брата, устроилась на работу.

А в это время Лидия растила обиду «брошенки» и ждала, когда же хоть кто-то её спасёт. Ведь «они все» должны! Иной активности в направлении свободы она не создавала.
Обида на брата у Лидии пухнет до сих пор, она этого не скрывает. Но сама же пояснит причину "единоличного" побега - у одного было больше шансов неприметно покинуть городок. Брюно планировал спастись, обосноваться, а потом вызволить сестёр (вот уж действительно обидный план!)

А теперь самое интересное!

Я ничего не ответила. А зачем было отвечать? Меня ведь все равно никто никогда не слушал.

А проблема всех виновных "молчаливых" оказалась в том, что Лидия так ни разу и не открыла рот! Люди - соседи, врачи, мед.сестры, работники на стоянке, представители соц.служб, работники Парижского вокзала - задавали вопросы, хотели понять, что происходит. И даже тогда, когда надзирателя не было рядом, Лидия ни разу не попыталась что-то рассказать. А потом случилось то, что написано выше - больной рассудок решил найти виноватых в том, чего не было. Ни проронив ни слова, Лидия обвинила всех в глухоте и далее под этим девизом продолжала свой рассказ.
Возвращаясь к запертой в подвале Элизабет: Лидия ходила по участку, по улице, сидела в фургоне на стоянке, её видели люди. Да. Но как они должны были протелепатировать, что нужна помощь, лишь ей известно. И только потому что ей действительно было это известно, но жертва приняла решение страдать.

Люди "за гранью бедности" всегда худы, болезненны на вид и неопрятны. Девушка, не отвечающая на вопросы, с блаженным лицом, действительно создаст впечатление умалишённой. Кто в этом случае не поверит многодетному отцу со справками на руках?!
С конца 80х уже набирала силу "частная жизнь" и невмешательство.

По факту, в "бездействии" можно обвинить группу конкретных людей - врача М., работавшего на Гуардо домашним доктором, и местных жандармов, которые за взятки не давали документам какой-то ход.

Лидия, так зачем же всё таки ты рассказывала историю?

***
Конкретно эту ситуацию я воспринимаю как нелепое стечение психически нездоровых людей под одной крышей. И Марианна, последний вброс, так сказать, – прямое тому подтверждение. Молодая девушка, видя и ощущая подвох в доме своей новой знакомой, всё равно переезжает туда жить, а после изнасилования хозяином дома… остаётся и живёт там уже как член мирка Гуардо, со всеми вытекающими.
Прямо «здравье» мысли и головушки, ага.

В настоящее время я заставляю себя думать, что мне необходимо смело смотреть в лицо реалиям жизни и подавлять в себе невольное желание вернуться туда, где я была раньше

Этот роман – плевок озлобленности, обвинений, слепой ненависти в массы, в том числе от недостатка внимания, от которого после «специфических отношений» с отчимом у Лидии уже нездоровая зависимость. В последней части, «за кадром», а не от лица подруги, Жан-Мишель рассказывает про свободную Лидию, которая так и не может научиться жить в мире людей. Любящий муж, благополучная семья не помогают ей стать счастливой. Потеря цели, исковерканное восприятие отношений, комплексы, фобии, зависимости, агрессия - всё это уже болезнь. И роман про то, как эта болезнь выглядит изнутри сейчас, а не в те 28 лет плена.

***

Что такое правосудие и существует ли оно вообще — этого я не знаю.

давайте так - не захотела узнать тогда, а теперь "поломанный мозг", науськанный журналистами и "неравнодушными" размахивает этим лозунгом, как знаменем, попрекая всех молчанием и безразличием, возбуждая судебные иски, и вновь страдая, но уже от другого "тирана".

Так ли страшно молчание других, когда молчишь ты сам?