3

Жил-был мальчик. Судя по тому, что его волновал Галилео Галилей в ту пору, когда он ещё лазил по деревьям (а также делал там уроки, пИсал вниз действительно крутой, классной дугой, проверено собственным опытом, а также просто смотрел вокруг); так вот, судя по косвенным признакам, выходило, что должно из него получиться что-то путное. Получилось. Патрик Зюскинд.
Собственно, повесть – растянутая на определенное количество страниц история из детства. Подозреваю, что у писателя уже всё получилось по жизни, и издатель платил ему за каждую страницу. Но есть одна проблема.
История, растянутая на повесть – пусть и «растянутая». Дело в ином. Она такая пронзительная, она такая «про человека вообще»… Сейчас я сижу в мансарде, какое-то время назад спускался вниз, чтобы приготовить чай. Я вышел на улицу. Я вышел не на улицу – в Мир, во Вселенную. В которой человек… человек? Что такое человек? Какой человек? Какой принцип антропности? О, Боже, как же холодно в твоем мире! Руки согреваешь своим дыханием, а звезды… что звезды? Равнодушные точки на равнодушном небе. Им есть до тебя дело? Гороскоп? Зодиак? Кто ты по зодиаку? О, у тебя такие вот черты характера? Как интересно Кто всю эту белиберду сказал тебе?! Посмотри на небо – там нет для тебя места, там нет для тебя ни капельки тепла, участия, и хоть какого-то сочувствия.
Но всего этого нет и на земле! Я не совсем о близких людях – о так называемой судьбе, которую мы реализуем, как может, собственной жизнью. В мире, где нас никто не ждал. Как никто и не заметит нашего ухода. А те, кто по человеческому предназначению проводит тебя в последний путь – они и сами когда-то уйдут, и память… память человека… её главное свойство предавать всё забвению.
Ты не нужен ни миру земному, ни миру вселенскому. Как жить с этим? Есть ты или нет, хорошо или плохо, - никому и ничему нет до этого никакого дела. Кому, собственно говоря, должно быть дело до тебя? Кому? Разве кто-то брал обязательства быть тебе братом и опорой по жизни? Нет, никто. Но что мы делаем с этим? С этой безучастностью? Кто как. Кто-то прозревает тогда, когда уже ничего не исправить. Кто-то гонит от себя невыносимую мысль бесконечного и бессмысленного одиночества. Кто-то находится здесь, живя во Вселенной под названием «Я».
Это и есть господин Зоммер.
Ни имени, ни профессии, ни истории, ни детей, ни знакомых, ни гостей. Просто однажды они как-то появились – она на автобусе, он – пешком. Посмотрите, что делает Зюскинд, в общем старый прием, но от этого не менее действенный. Он обезличивает Одиночество. Нет ничего, что давало бы хоть какую-то характеристику, за что можно было бы зацепиться. Жена господина Зоммера была кукольницей – на самом деле почти жуткое занятие – делать мертвые копии живых людей, почти музей восковых фигур. Сидела в подвале (где же ещё?), делала из подсобных материалов куклы и отправляла по почте. Куда-то.
Есть описание самого господина Зоммера и его одеяния. Понятно, каким было это одеяние: человек абсолютно целеустремленный (?) – какая одежда ему была нужна? Какая? Нелепая, как и он сам. Но суть в ином: он всегда был в пути. Всегда. Нет-нет, вы не поняли: всегда! Был короткий перерыв на сон и снова в путь!
Куда? Какая разница? Собственно говоря, ради этого «пути» повесть и написана. Конечно, это – метафора. Вечного движения куда-то. Вечного. Движения. Куда-то. Для окружающий его прогулки стремительным шагом километров в 40 сначала вызывали недоумение, а потом стали частью пейзажа, такого же обыденного, что думать о нем просто бессмысленно: что о нем думать, когда он всегда перед глазами? О нем просто забыли. Ну не забыли – не вспоминали. И это понятно: когда ты не понимаешь смысл постоянно повторяющихся движений, ты вычеркиваешь их из смысловых полей твоей жизни. Бессмысленность на самом деле обладает свойством быть понятной.
Куда он ходил? За столько лет трудно придумывать новые маршруты, надо полагать, что для себя он выработал какую-то «систему». Такая упорядоченность в бессмысленной (с точки зрения стороннего наблюдателя) безостановочной движухе куда-то. Движухе под названием «жизнь». О, разумеется, кто-то по жизни вовсе не носится как угорелый. Но ведь господин Зоммер – метафора вечно спешащего времени и судьбы. Как понять эти вещи мальчику, наблюдающему вольно или невольно за мчащимся, или убегающему от чего-то, взрослым человеком? У которого наверняка уже есть какая-то своя странная история. Которая устраивала, по крайней мере, одного человека помимо господина Зоммера – его жену, разумеется.
Сцена его смерти… сцена? Нет, наверное, не это. Его стоящая на берегу озера фигура, нет, не размышляющая – подводящая какие-то итоги, скорее всего. Судя по финалу. И эта целеустремленная торопливость. И соломенная шляпа, оставшаяся от него. Ничего больше. А что остается от каждого из нас? Мальчик никому ничего не сказал. Он оказался единственным свидетелем ухода бренной, суетливой, бесцельной жизни. Но как же цепляет это всё! Господи, какая тоска.
Есть ещё одна «проблема», наверное, объясняющая сильнейшее впечатление от повести. Отсутствие таланта сочинительства – главное отличие мальчика из повести и меня. И такое же отношение к «господам Зоммерам». Сохранившееся из детства на всю жизнь. Отношение к нездоровым людям. Которых бесконечно «жалко». Просто к нездоровым людям. Когда-то бывшими и нормальными, и здоровыми. Почему всегда так ноет душа при виде изгоев – вольных или невольных? Почему так ноет душа? От невозможности изменить что-то? И эта предопределенность вечного лишения счастья, как его понимаем мы, «нормальные» люди? Может, от этого?
И эта жизнь, где больные люди пробуждают в тебе человеческое и не дают забыть о нем, не забыть, что ты – человек, что есть те, кому ещё хуже тебя, - может, в этом и есть смысл существования Зоммеров, а? А про судьбу и одиночество – это уже мы сами всё придумали? Какой-то смысл под бессмысленным небом с равнодушными созвездиями.
А почему они должны быть участливыми?