5

Начну с небольшой предыстории. Года два назад, один близкий человек – К. настоятельно рекомендовал мне прочитать «Белые одежды». В ту пору мы частенько, без большого к тому повода, вовлекались с ним в философские беседы: пересказывали друг другу небольшие случаи из жизни (совершенно тусклые в обычном понимании оказии), и находили в них неожиданную глубину, некое индуктивное месторождение. Нам нравилось дотошно исследовать его, возводить конструкцию из сумасбродных аналогий, умозаключений и метафор, и присыпать ее, затем, жиденькой золой мистицизма или лирики. От этого на душе бывало уютно и тепло. Каждую встречу мы незаметно для самих себя возобновляли нашу «игру в бисер». В глазах других подобная эквилибристика, вероятно, была признаком ненормальности. В ней решительно не за что было ухватиться.

Так вот, К. принес мне книгу Дудинцева и сказал: «Прочитай. Там есть ответы на многие наши неразрешенные споры. Или, по крайней мере, рассуждения о тех же вещах»… Но читать я тогда вообще не мог. Такой уж был период. Я, что называется, «вдыхал жизнь полной грудью», все время торопился куда-то и урывками поглощал фильмы, музыку, стихотворения, не задерживаясь надолго ни на чем. Книга пролежала у меня несколько месяцев, после чего я конфузливо, а потому не без вызова, сунул как-то сверток с «Белыми одеждами» К. в руки. Он только улыбнулся.

Спустя полтора года он уехал за тридевять земель. Теперь мы только созваниваемся время от времени и коротко рассказываем друг другу о житейских делах, напрочь лишенных абстрактного обаяния. После одного такого звонка, буквально через час, мне написала сестренка. «Мы, говорит, сидим тут на работе, пытаемся вспомнить название книги и автора из институтской программы по русской литературе… Единственная зацепка – мушки дрозофилы. Там какие-то генетики с ними ковырялись… Я решила тебе написать, наверняка знаешь». Я не знал, но начал размышлять о том, кто и когда мог об этом написать. Сначала мелькнуло пару предположений, но они оказались неправильными, а затем, словно какая-то плотина рухнула: перед моим внутренним взглядом закачалась обложка книги, что принес однажды на работу К. Ученые-генетики, эксперименты, мушки, халаты… «Белые одежды», – пишу сестренке. В общем, угадал. Тогда-то я и почувствовал, что время для этого романа пришло. Странные совпадения, которые, кажется, были лишь орудием в руках сил, что знали обо мне больше меня самого, привели меня обратно к роману Владимира Дудинцева, но теперь, я чувствовал это, он был ко времени. И я не ошибся.

Аннотация:

Середина 20 века. На фоне острой потребности «накормить население» и поднять сельское хозяйство в послевоенную пору, появляется фигура академика Рядно. Он декларирует принципы «мичуринской агробиологии» – лженауки, замешанной на антизападной риторике, лозунгах, и весьма расплывчатых тезисах, от которых веет романтическим невежеством. Рядно, заручившись поддержкой Сталина, не без помощи КГБ, начинает охоту на вейсманистов-морганистов – представителей классической генетики, чья работа, напротив, носит сугубо научный, точный и профессиональных характер. Он подозревает появление так называемого «кубла» в одном из институтов и отправляет туда свою правую руку – Федора Дежкина, дабы вывести заговорщиков на чистую воду. Он еще не знает, что Дежкина уже начали одолевать сомнения в истинности мичуринской биологии и вреде вейсманистов-морганистов.

«Белые одежды», фактически, начались еще в 1956 году, когда на расширенном съезде союза писателей СССР роман Дудинцева «Не хлебом единым» заклеймили «антисоветским», а коллеги по цеху один за другим отвернулись от молодого автора. Его ментор, редактор ранее опубликовавшего роман журнала «Новый мир», Константин Симонов прямо с трибуны сказал: «В наши ряды вкрался чуждый товарищ!». Тогда и началась опала Дудинцева. Жили они с семьей в нищете, получали анонимные письма с угрозами, терпели насмешки невежественных «инквизиторов». К удивлению писателя, его решили поддержать самые обычные люди со всех уголков СССР, а также – ученые-биологи, настоящие интеллигенты, которые оказывали материальную помощь и пустили в свой круг. Так и пробудился в нем интерес к противостоянию мичуринцев и вейсманистов-морганистов. «Белые одежды» были опубликованы через тридцать лет после своего написания, в 1987 году.

Во время чтения мне постоянно вспоминалась финальная сцена из «Настоящего детектива» (первый сезон). Раст говорит Марти: «это все та же история... борьба Добра со Злом». «Белые одежды» как нельзя лучше иллюстрируют это утверждение. И дело вовсе не в легкомысленном скруглении краев или отсутствии оттенков. Речь лишь о том, что любой сюжет, если с него как бы соскабливать ногтем слои, в итоге сведется к противостоянию светлого и темного. Это – сухой остаток, квинтэссенция, нерасторжимая основа.

Дудинцев не хочет барахтаться на мелководье, рассказывая обычную историю, со стандартными атрибутами: интригой, нравственной подстежкой, подчас противоречивыми персонажами и ярко выписанными сценами. Такой подход слишком «литературен» для человека, который прошел войну и был неоднократно ранен. Дудинцев хочет говорить о самом важном прямым текстом. Именно поэтому в его романе так много философских рассуждений и отсылок (преимущественно к Библии), а выводы героев часто подаются именно как Выводы, с проговариванием абстрактной их стороны и скрадыванием той, как раз литературной части, которая знакомит с внутренним миром героя через его поступки. Поскольку большинство персонажей «Белых одежд» интеллигенты, в полном понимании этого слова, интеллектуальность их диалогов не смотрится нарочито.

Сначала о философской составляющей.

Дудинцев, говорил, что своим произведением хочет поразить Зло в самое сердце, и научить доброго человека распознавать его признаки. Поэтому он выводит через диалоги и воспоминания героев повадки Зла:

- Оно всегда зиждется не на знании (поскольку знание требует усилия борющегося, жажды истины), а на вере, и в доказательство своих установок не приводит точные факты, а апеллирует к эмоциям, энтузиазму, чувству «большинства» и безопасности;

- Зло, чем дальше от своего родителя, тем больше скатывается в невежество и ксенофобию. Дефицит знания порождает страх, и желание уничтожать все непонятное;

- Добро по своей природе рефлексивно, склонно к сомнениям, а потому находится как бы в своем сегменте реальности (в одной половине песочных часов). Ему присуща интроспекция, взгляд внутрь, тогда как Зло всегда обращено вовне, туда, где – Слава, Внимание, фейерверки и овации. В этом преимущество Добра: оно способно видеть внешние проявления противоборствующей силы, а Зло заглянуть внутрь Добра, если не дать ему по неосмотрительности визу, не может;

- Зло всегда выбирает высокую точку для своего нападения, забирается на крутой берег и палит оттуда. Другими словам, любит набросить на себя рясу благих побуждений, прикрыться заботой о человечестве, альтруистическими лозунгами и стремлением защищать народ от внешнего врага. Но истинной правоты в этом нет. Потому в долгосрочной перспективе Добру, которое всегда само себя как бы стыдится и страдает от необходимости видеть чью-то боль, всегда удается «взять высоту», ведь – «у кого правда, тот и сильнее»;

- Это приводит нас к ключу, который сформулировал Федор Дежкин:

«Добро маскирует себя под небольшое зло, а зло себя – под величайшее добро».

Звучит как обыкновенная цитата, но в действительности это точная, можно сказать – научная, формула. Достаточно пропускать слова и поступки любого человека через ее фильтр, и многое станет понятно.

Теперь о литературных достоинствах «Белых одежд».

Каждый персонаж в романе выписан, под стать работе самих генетиков, с микроскопической детализацией. Больше всего поражает долгосрочная продуманность замысла, поскольку к концу книги в один узел стягиваются даже самые мелкие проявления отдельных героев, все их наваждения, резкие выходки, сомнения и идеи. Ни одного «персонажа-затычки» нет. Дудинцев, похоже, вылущил из своего произведения все ненужное и постановочное. Поэтому по мере углубления в сюжет, все более отчетливо ощущаешь вещественность созданного им мира.

Ревность здесь – многолика и прорисована в жутковатых, почти мистических оттенках. Предательство – вкрадчиво и румяно, а героизм трагичен и всегда воспринимается как нечто, принадлежащее всем хорошим людям вообще. В нем нет и тени бравады. Хорошие люди у Дудинцева ошибаются, причем в большом, но ищут искупления. А плохие, даже понимая свою ложь и ухищрения, всегда катятся, как огромный валун, по желобу нерушимой самоуверенности.

Очень интересны в «Белых одеждах» персонажи-женщины. Одна, будучи сильной и неглупой, по-кошачьи привязана к доносчику и подлецу, причем прекрасно это осознает и говорит Дежкину: «Не лезь, Федяка, в бабьи дела»… Другая – сначала заражается всеобщим инквизиторским исступлением, участвует в травле главного вейсманиста-морганиста, а потом, после собственных экспериментов, приходит к сомнению, и дальше – к пересмотру всех своих взглядов. Она словно перерождается, в ней распахивается навстречу солнцу «спящая почка», о которой говорится еще в начале романа.

Одна из наиболее аутентичных линий в «Белых одеждах» – это взаимоотношения Дежкина с научным сотрудником Леной Блажко. Дудинцев явно замышлял их союз как переложение библейского сюжета об Адаме и Еве, впрочем, в своем особенном преломлении. Я никогда не встречал в литературе ничего подобного. Их сближение, заселение в квартиру, первая ночь, дальнейшая жизнь, описаны без тени флирта. Приторных запах конфет с ликером и роз не витает над головами героев, и, что самое отрадное, из романтической линии (даже так называю ее со скрипом) выкорчевана любимая формула всех скрытых эротоманов и слюнопускателей от литературы: «Стой там, иди сюда», когда мужчина и женщина, сами выдумывают подчас совершенно бестолковые поводы, чтобы отталкивать друг друга и вновь сближаться. Отношения Дежкина с Леной производят впечатление чего-то истинного, глубокого, проросшего из мужества двух достойных друг друга людей, лучших представителей человечества.

Несмотря на привязанность Дудинцева к русской классике, стилистически «Белые одежды» больше напоминают произведения Платонова. Чувствуется это нарочно-неряшливое отношение к текучести текста, ломаные линии. Эпитеты и прилагательные зачастую подобраны исходя не столько из возможностей описания внешних признаков вещей, наружности персонажей, явлений, сколько из догадок о внутреннем их содержании. Дудинцев как бы строит систему допущений об истинной природе описываемого, и, надо отметить, иногда позволяет себе некоторую самонадеянность (так часто бывает с действительно талантливыми авторами, которых нет-нет да накрывает с головой чувство непогрешимости своего «взгляда»). Также, есть ощущение, что автор временами становился заложником своей «трушности». Он не давал себе пауз и поблажек в поиске истины даже в тех небольших сценах, которые нравственного усилия не требовали. Видит Бог, иногда поход в туалет – это просто поход в туалет.

В остальном проза Дудинцева невероятно самобытна, и после небольшой настройки со стороны читателя, затягивает его в свои мерцающие воды, не побоюсь этого слова, деспотически (по крайней мере, со мной было так). Диалоги, как правило, обладают дополнительным слоем, текстом позади текста, который необходимо расшифровать для понимания всей картины. Местами, особенно в тех сценах, когда Дежкин беседует с сотрудниками КГБ, эта игра заслоняет важность всего сюжета и воспринимается как отдельная, оставленная для внимательного читателя, шарада.

«Белые одежды» – выдающийся роман, а Владимир Дудинцев – большой писатель. Ему удалось создать произведение одновременно увлекательное, научно-выверенное, населенное незаурядными персонажами и богатейшее по своему философскому содержанию. Он обратился к главной теме, извечному противостоянию Светлого и Темного, и сумел, не скатываясь в пошлость, описать напряженное, пронизанное нервным током, противоборство этих сил. Дудинцев был настолько смел, что позволил себе как бы высечь на страницах романа признаки часто неразличимого Зла, и оставить «рыцарям Света» подсказки как с ним бороться. Он показал, что в сложнейшем клубке событий и судеб, все-таки можно найти, пусть удаленное во времени на десятилетия, торжество справедливости. Если в молодости ты, с гримасой ярости, пытался топтать раненого льва, где-нибудь в замшелой газетенке сохранится свидетельство этой подлости. И сколько не приходи ты в архив библиотеки с бритвой, как не вырезай страницу с упоминанием своей фамилии, уже на следующий день невидимая рука справедливости вклеит на то же место копию, и так будет всегда.

Мы живем в эпоху ГМО. Классическая генетика, которая в романе Дудинцева ставит идеалистические цели, за долгие годы приняла в свои ряды самых разных ученых. В том числе и тех, кто изобрел, впоследствии, вредные, но финансово выгодные пути увеличения объёмов производства. Можно ли, зная об этом, говорить о том, что автор «Белых одежд» поддержал не тех. Не думаю. Ведь еще в начале романа Владимир Дудинцев показывает нам один из первых ключей своей увесистой связки: он говорит, что Зло распознается не по поступку, а по намеренью. Именно поэтому одного человека называют – добронамеренным, а другого – злонамеренным. То есть, дело не в мичуринской агробиологии и не в вейсманизме-морганизме, а, как и прежде, в людях.

_______________

P.S.: Мне жаль, что я не могу поделиться этими мыслями с К. (вернее могу лишь в крайне сокращенном виде). Мне не хватает нашей «игры в бисер». Когда он вернется в сентябре, мы сядем за стол, выпьем и, как персонажи «Белых одежд», затянем бесконечную дискуссию о вещах, которые досужему глазу, покажутся бредом. Ведь в них решительно не за что будет ухватиться.