5

«Веселый дом» — это графические мемуары о том, как пережить детство в дисфункциональной семье и не дать ему себя разрушить. Бекдель вспоминает себя ребенком, вспоминает себя в колледже и незримо присутствует в тексте уже взрослой, но большая часть её рефлексии вращается вокруг отца — отстраненного, закрытого, иногда агрессивного скрытого гомосексуала, (возможно) покончившего с собой.

«Стыд за сексуальность — разновидность смерти»

В русском переводе «Веселый дом» потерял игру слов: в оригинале это Fun Home, где Fun — сокращение от funeral. Семья Бекдель владеет (и работает в) похоронном доме, пространстве смерти, который она и её братья с детства превращают в пространство игры. Но есть в этом и более глубокая метафора: отец Элисон потрошит мертвых, красит их, одевает — нормализует их тела, приукрашивает, делает приемлемым то, что пугает обычных людей. Тем же он занят и в своей повседневной жизни: он перекраивает себя под общепринятый образец, вкладывая свою любовь к украшательству в обустройство дома и восстановление антиквариата, а свою сексуальность — в отстраненные, но экстремальные романы со случайными и не очень случайными мужчинами.

Но отец — не главный герой истории. На самом деле в её центре — взрослая Элисон, которая объясняет (и выправляет?) вмятины в своей самооценке, идентичности, sense of self, оставленные сложными отношениями с отцом. Хронология скачет, но ощущения хаоса не возникает: всё связано плотным и продуманным нарративом. За счёт того, что сама Элисон не знает (и не может знать) всех перипетий своей семейной истории, повествование превращается в квест — поиск ключей и разгадок, которые помогают ей что-то про себя понять. Так Бекдель удается избежать ностальгического нудежа — это не ретроспективный комикс, это исследование, детская игра. Читателю как будто говорят — эй, пссс, хочешь, сыграем в прятки? В первое время это сбивает с толку: поддаваясь привычке, хочется казаться взрослым; но читать с позиции ребенка оказывается как минимум полезнее.

«Стивен без отца, Блум без сына»

Важную роль в жизни отца и дочери играют книги — оба идут путём в первую очередь интеллектуального самопознания. Осознав свою ориентацию, Элисон обращается к литературе: прежде чем начать проживать какой-то опыт, она хочет его понять. Отец тоже ищет, но его больше интересуют истории преодоления, перевоспитания, создания самого себя. Последняя глава движется по сюжетным следам «Улисса» (главного памятника литературного модерна и жанра «потока сознания») и «Одиссеи» (самой известной в западной культуре истории о возвращении домой). Но «Веселый дом» — это не рассказ о воссоединении отца и ребенка, напротив — несмотря на то, что у них было что-то очень общее, это не объединило их, а оставило травму. Меня поразило, насколько на разных полюсах оказались отец и дочь: он не смог полюбить жизнь, которую выбрал, а она выбрала жизнь, которую смогла полюбить.

В одном из интервью Бекдел рассказывала, что написание этого комикса принесло катарсис, но не в том смысле, в котором это обычно понимают. «Веселый дом» — итог большой работы над собой, многолетней терапии, новых отношений с семьей. Это финишная черта, за которой наконец перестаёт болеть: «Я помню, как вдохновилась, когда прочитала, что Вирджиния Вулф написала «На маяк», чтобы перестать думать о своей матери. Я почувствовала то же самое после «Веселого дома». Отец преследовал меня — и теперь перестал. Я удалила его с жесткого диска — он занимал всю мою оперативную память».

Поэтому это очень вдохновляющая и освобождающая история.

Вроде культурный человек