3.5 Над юдолью мерзости и смрада Дух светоч свой опять возносит страстно

На первый взгляд "Игра в бисер" значительно отличается от других произведений Гессе, начиная с названия. У автора очевидна тенденция писать псевдобиографии, называя произведения в честь главных героев. "Игра в бисер" выбивается из ряда, хотя один вариант названия содержал имя. В этот раз что-то пошло не так, и истории с налетом легендарности о великом Магистре Игры дается название аморфного нечто - интеллектуального занятия, толкового описания которого так и не происходит на страницах книги. В каком-то смысле это даже иронично - как не описывается детальнее игра, так и намерения автора как будто не так ярко бросаются в глаза, хотя это Герман Гессе, а значит, применяя опыт прошлых прочтений, нужно проводить параллели.

Сначала хочу остановиться на описании Касталии, некоего государства в государстве, возникшего после разрушительной войны, когда человечество наконец-то одумалось, перестало заботиться только о внешнем и тратить деньги на вооружение, пуская средства на поддержание интеллектуальной касты, Ордена, чьё главное достижение - рождение игры в бисер. Как это, по моему ощущению, свойственно прочитанным книгам Гессе, сюжет как бы вырван из исторического контекста и только понимание того, когда жил писатель, помогает критике. В самом тексте нет указаний на время, в котором разворачиваются события, и иногда создается впечатление, что мир снова вернулся в Средние века, где господствует политика старого типа и царят Ордена - замкнутые структуры со строгим сводом правил, ограничениями во имя идеи и ярко выраженной деятельностью. Гессе кратко дает в тексте и историю Ордена, где показывает, что Касталия - это утопия, которая уже доживает себя, как то предчувствует и видит Кнехт. 

В 20 лет, когда первый раз пришлось взять в руки роман, во мне было сильно чувство принадлежности к некой "гильдии", поэтому описание кастальской жизни вызвало больше отклика, чувства сопричастности и единения с этими интеллектуалами, которые препарировали дух прошлого, великие творения, членя их на части, выжимая смыслы, трансформируя в знаки и символы. Спустя 5 лет Касталия воспринимается уже по другому, с большим критицизмом, с большим скепсисом, ведь в своей отстраненности от мира Касталия - некий воздушный пузырь, искусственно созданный и поддерживаемый не за счет внутренних ресурсов, а за счет договоренностей правительств извне. Как таковая ценность Касталии - маленькая, ее роль уже отыграна, а приспосабливаться к изменениям это искусственное образование не готово, в гордыне и в чувстве собственной важности забывая свою историю и обретя иллюзию, что будет существовать вечно. Как Кнехт заметил в одном из диалогов, Касталия не создает ничего своего, творческие порывы глушатся. Член ордена имеет свободу изучать опыт прошлого, но не создает что-то отличное от изучения материалов. И его свобода заканчивается там, где начинается воля / решение Ордена. 

Кстати, говоря о нем, хочется заметить сопоставление религиозной и интеллектуальной жизни, которую сталкивает Гессе в романе. Он любит выводить полярные вещи и героев. Так и противостояние ордена бенедиктинцев касталийцам не случайно. И всему европейскому также противопоставляется восточное. В какой-то момент у меня даже мелькнула безумная мысль, что все европейское, выведенное в основной части "Игры в бисер", весит намного меньше, чем последние три жизнеописания, подводящие черту под романом, но эта идея все же ложна. Три жизнеописания - это как крыша над домом. Нужно воспринимать весь ансамбль здания в целом, не отдавая предпочтение какой-то одной части.

Возвращаясь на старую колею - знающие должны нести ответственность за остальных. Именно они должны предостерегать, держать ухо востро, уберегая остальных от грозящей опасности, говорит Гессе. Знания - это бремя и ноша, которую берут на себя отдельные люди. С учетом того, когда писался роман и что в это время творилось в Германии, этот призыв и следующая за ним какая-то беспомощность понятны. Вместо того, чтобы брать на себя ответственность, идти в народ и предотвращать новую глобальную бойню, интеллектуалы запираются в горах, почти не контактируя с внешним миром, предпочитая игнорировать дым и запах гари.

Игра в бисер - очень интересное название. Почему бисер? Маленькие цветные камушки, которые можно нанизывать одного за другим, создавая узоры. При этом ценность бисера мала, его уважают только те, кто вышивает и кто любуется на составленные из них поделки. Бисер - всего лишь стекляшка, легкое нечто, даже баловство.

Игра - это культура, культура - это игра. Замкнутый круг. Для историка же игра в бисер актуальна, ведь это разве не хорошее определение того, чем историки занимаются, вычленяя, дробя и переводя в символы, создавая длинные тексты о каком-то событии в истории, интерпретируя источники? То есть актуальность этого образа никуда не уходит, возрастая с каждым годом и с каждым новым примененным методом исследования к старым материалам. 

При чтении легенды о Кнехте не отпускало ощущение, что главный герой не такой, как, например, Демиан или Гарри - в нем не так явны противоречия, он аморфнее, сглаженнее. Где же знаменитая амбивалентность, хочется спросить. А она есть и выражается, как всегда, в противопоставлении главного героя, точнее - через образование главным героем пар с другими персонажами. При описании дружбы Кнехта с Дезиньори сталкивается мир духовный с материальным, мир чистой мысли, оторванной от материальных вопросов, с миром страсти, практического склада ума. Кнехт взаимодействует с другом, научаясь и обучая. Схожий процесс происходит с отцом Иаковом (светский мир против религиозного), Старшим Братом (восточная мудрость против европейской), Тегуляриусом (практичность против идеализма). И если мне сначала казалось, что лицо самого Гессе не проглядывает в Кнехте так сильно, как в Степном волке, то, осмыслив эти пары, забираю свои слова обратно. Гессе снова разложил себя по полочкам, на каждую поместив все то, что волновало его, в этом произведении воплотив это в самом незамутненном виде. Он как бы говорит, что не нужно замыкаться в чем-то одном, ведь именно Кнехт, попробовавший себя во всем, добивается определенного возвышения надо всем. Не так, как сделал учитель музыки, не так, как предыдущий Магистр игры, не так, как отец Иаков. И не о них слагается легенда, не о них с придыханием повествует рассказчик, по маленьким крупицам собирая историю жизни героя. 

Уже в "Нарциссе и Златоусте" у Гессе звучит мысль, что цель жизни интеллектуала Нарцисса такая: "быть всегда там, где я принесу больше пользы, где мой характер, мои качества и дарования найдут лучшую почву, широкое поприще". Мне кажется, что это высказывание можно применить и к Кнехту, который всегда шел туда, где он приносил пользу и уходя оттуда, где польза от него заканчивалась. 

И плавно перехожу к концу, мимоходом отметив еще тему наставничества, которая так ярко выпирает во всех произведениях, которые довелось читать у Гессе. Именно на нее падает ударение в трех жизнеописаниях, когда из одной истории в следующую один учитель передает мудрость и знания другому, учит приносить пользу и быть там, где он нужен. От древних времен к апостольским, из Израиля в Индию, а оттуда мыслями читатель вернется в Касталию, территорию духа, названную в честь нимфы, превратившейся в ручей, который омывал паломников, пришедших в Дельфы, чтобы узнать свое предназначение. В воду и уходит Кнехт, способствуя перерождению своего последнего ученика. 

Под конец хотела бы зациклить свой скромный отзыв, вернувшись к теме историчности книги. Несмотря на исключенность произведения из исторического контекста в ней много рассуждений об истории, об ее важности, а еще, цитируя вольно, о необходимости человека пробудить в себе ощущение собственной личности, хода истории и собственной деятельности, как маленькой частицы в общем потоке становлений и перемен. Другими словами, не закрывайте глаза, уши, не опускайте руки, не заглушайте свой внутренний голос.