3.5 Брисбен - Икстлан, далее - везде

А ведь критики правы, - подумал я. – Очередное произведение Водолазкина про талантливого музыканта Яновского, у которого обнаружилась болезнь Паркинсона, легко критиковать. Один рецензент, например, замечает, что материал книги не связан с проблемами главного героя. Обстоятельства в жизни украино-русско-германского музыканта можно поменять на любые другие: поселить его не в Киеве, а в Минске, сделать из него не музыканта, а филолога и, вообще, выбросить из книги половину событий, героев, и ничего особо не поменяется. Другой критик упрекает книгу в неисторичности, и громит автора за псевдофилософскую концепцию времени, отказывает ему в духовном опыте, набрасывается на него за то, что слишком удачлив (как будто автор не имеет права сделать героя удачливым, тем более что это не исключает реализма, ведь такие люди действительно встречаются). Особенно курьезным выглядит мнение, что в книге (кроме всего прочего) поднимаются вопросы мультикултурализма, украино-российского противостояния, поиска идентичности и пр. И, хотя я не в восторге от романа, и мог бы добавить сюда свою ложку дегтя, мне приходится констатировать (уж позвольте такую самоуверенность), что далеко неглупые рецензенты не поняли ни Водолазкина, ни его книгу, а вся их критика по большому счету впустую молотит воздух – тела там нет и, пожалуй, никогда и не было.

То правда, что герой «Брисбена» как бы живет в своем углу, и внешние события проходят мимо него. Но это и неважно, потому что у Водолазкина это не просто роман, а роман-притча. Главное в нём не твердая сюжетная линия, не драма и не развитие героя. Внешние обстоятельства действительно вторичны. Водолазкин рассказывает всю ту же историю, какую рассказывал и в других книгах, под условным девизом: Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все - суета и томление духа (Еккл. 1:14). О чем книга Водолазкина? О смерти, о бренности бытия и смысле жизни. Причем важно понимать, что вопросы, поставленные Водолазкиным (а они поставлены, если кто не заметил) вечные, и вечность их, кроме всего прочего, заключается в том, что ответить на них нельзя. Это открытые вопросы, которые побуждают к размышлению, к ответу всей своей жизнью, но у каждого свой ответ, и каждый такой ответ незавершён, гипотетичен и для многих неубедителен. Так вот и автор на них не отвечает!

Что делать если у тебя болезнь Паркинсона? Смириться? Но как!? Вот священник подсказывает Яновскому ответ – думай, мол, о вечности, будущего нет, есть только настоящее, а потому живи сегодняшним днем. Но то, что звучит из уст священника - это не философия, претендующая на универсальность окончательного объяснения, это всего лишь утешение страждущему, хотя и основанное на отрывке из Евангелия (Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? … Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы (Мф.6:26,34). Слова священника не являются категоричным отвержением будущего. В Евангелии есть другие места, которые, напротив, призывают к разумной расчетливости и предвидению ситуации (например, см. Лк.14:31) Кроме того, ведь никто не станет спорить, что глупо витать мыслями в будущем, строить грандиозные планы вместо того, чтобы решать текущие проблемы и наполнять смыслом настоящую жизнь? С другой стороны, жить, как святые, ничего не планируя, и не думая о завтрашнем дне, мы не можем, и вряд ли автор этого не понимает. А потому приписывать ему банальную философию с центральной идеей о субъективности времени, по меньшей мере, неосторожно. Сдается, что Водолазкин на эту тему думал гораздо больше, чем написал, и вряд ли он не предвидел, что кто-то посчитает его мысли избитыми и банальными.

В этом, кстати, еще одна особенность Водолазкина. Он говорит значительно меньше, чем знает и думает. Именно поэтому многим не нравится его отстраненный и безэмоциональный стиль. Просто за его текстом скрывается недосказанное, сдержанное умолчание. Текст с виду суховат, он не лезет к вам душу и повествует лишь о внешних событиях – кто куда пошел, что сказал, сделал, текст почти лишен психологизма. Но в действительности здесь требуется подготовленный читатель, который почувствует за этими строками целую жизнь. Для этого нужен соответствующий опыт, выраженный годами. Для попадания в унисон с тем, о чем говорит Водолазкин, читатель должен быть не моложе тридцати, лучше сорока, хотя исключения возможны. Нужно ощутить увядание физических и душевных сил, нужно, чтобы развеялись иллюзии огромных возможностей и целого вагона времени, которые есть впереди. Наконец, нужно чтобы вокруг вас умирали люди, ну хотя бы друзья. Сколько, например, уважаемые рецензенты вы похоронили родных или друзей за последние три года? Если хотя бы одного-двух, и вы пережили их смерть не без сочувствия, если принимали участие в организации похорон, слушали плач родственников, видели страдания умирающего, то вам будет легче воспринять настроение Водолазкина.

Да в книге нет острого драматизма, сюжет не динамичен, герои иногда кажутся вареными, подобно мухам, попавшим в тарелку с медом. Читателю, которому нужно больше эмоций, неожиданных поворотов, экшена, тут ловить нечего. С «Лавром» тоже сравнивать бессмысленно, там Водолазкин прикоснулся к традиции, писал под вдохновением, писал не только свое, но и чужое, а здесь, напротив - всё его собственное. Поэтому «Брисбен» мельче, беспочвенней и не вызывает такого одобрения. Можно констатировать, что настроение автора в «Брисбене» на любителя. Мне, например, все равно нравится, несмотря на все изъяны. Может быть, потому - что участь сынов человеческих и участь животных - участь одна: как те умирают, так умирают и эти (Еккл.3:19)

Я бы еще сказал, что текст требует неторопливого, почти созерцательного настроения. Ведь все очень сдержанно, ну как на кладбище осенним днем. Или так только кажется? Бывало, ходишь между могильными плитами, и никого не знаешь, только фотографии, только года жизни! И вдруг откуда ни возьмись наворачиваются слёзы. Я много раз себя проверял – почему слезы? Себя ли я жалею? Из-за чего? Потому что тоже однажды умру? Что тоже смертен? И вот верьте или нет, но совсем не себя! Или точнее не только себя. Их – тоже! Хотя никого и не знаю, никого, из тех, кто лежит в земле. Вот и Водолазкина читаю, а на глазах иногда предательские слёзы. (Хорошо, что никто не видит. Мужчинам не положено плакать. А если и положено, то пусть никто этого не видит) Я ведь тоже не знаю ответа на вечные вопросы, но когда ими мучается кто-то другой, вместе с ним мучаюсь и я. А Водолазкин на мой взгляд мучается искренне