5

Да они же постараются сделать из меня дебила, которому нравится телевидение, новые автомобили и замороженная еда.

Гротескный, противный, нудный и, может быть, даже сумасшедший Игнациусс Райли, главный герой этой книги, ближе к концу повествования становится почти положительным персонажем. Вдруг ловишь себя на мысли: а ведь он… прав? Все так же противен, зануден, но прав. Скорее всего именно потому, что ненормален. Для нашего ненормального, скажем прямо, мира.

История создания и публикации этой книги хорошо известна. История трагическая. Но есть в ней нечто вполне подходящее для того, чтобы показать: да, литература — отражение нашей жизни, но и жизнь — отражение литературы. Игнациусс Райли, одолживший некоторые черты характера, в частности, у автора, очень полный, борющийся в меру понимания против несправедливостей, страдающий от излишней опеки своей матери, — живет и здравствует на страницах книги. После написания которой автор (спустя пару лет) так располнел, что ему пришлось полностью обновить свой гардероб. А после самоубийства автора его мать, от излишней опеки которой он страдал всю жизнь, именно благодаря этой черте характера добилась публикации работы своего так любимого сына. Если бы не она и ее усилия (а ведь понадобилось 11 лет!), мы не узнали бы этой книги, этого автора, а роман не получил бы Пулитцеровскую премию.
Вот так сатирик смеется над жизнью. А жизнь находит способ посмеяться над сатириком. Но все-таки автор – тот, кто смеется последним.

Итак, перед нами совершенно ошеломительного масштаба сатира. На новоорлеанское общество — американское общество — да в конце концов на всех нас. Сатира на удивление не злая. В книге нет ни одного положительного героя, все персонажи гротескны, они творят иногда несусветные вещи, их организм часто ведет себя примерно так же, но вы не будете раздражаться, всплескивать горестно руками, а весело засмеетесь — весело, вот в чем дело!
Засмеетесь по поводу:
• матери, слишком заботливо вырастившей ошеломительного во всех отношениях сына, не очень образованной, а потому кидающейся из крайности в крайность под воздействием окружающих;
• полицейского, работающего под прикрытием, в основном неудачливого, но…;
• швейной фабрики «Штаны Леви» с ее управляющим и рабочими (ура! можно совершенно неполиткорректно смеяться над неграми!);
• офисной жизни (отношения с коллегами, оформление рабочего места, опоздания, многократные убийства времени и вздохи по вечера «о, мама! Я так измотан!);
• гомосексуалистов (как вам партия гомосексуалистов для захвата власти и установления мира во всем мире?);
• мелких бизнесменов и бизнесменов покрупнее;
• горе-педагогов, вынужденных часами болтать о том, чего не любят и не знают;
• семейных отношений, учительской роли психологии, женских увлечений, доходящих до мании, но так же быстро исчезающих;
• стихотворчества на тему (кто не знает эти прекрасные стихи-поздравления, речевки для праздников в детском саду и начальной школе, рифмованные сообщения в мессенджерах!);
• ничего не значащих приветствий, не требующих ответа «как дела?» в начале писем/сообщений;
•;•;• — всего и не перечислишь.
Пожалуй, назову еще только одно — язык, которым написана книга. Да это просто жемчужина! Уморительные метафоры и сравнения от автора:

Когда он, наконец, утвердился на своем насесте, то стал походить на баклажан, балансирующий на канцелярской кнопке.

Правильные, тяжелые построения с множеством подчинительных — от образованного Игнациусса:

Мне пришлось по вкусу прибывать в контору на час позже, чем от меня ожидается. Следовательно, когда я действительно приезжаю, то приезжаю гораздо лучше отдохнувшим и освеженным и тем самым избегаю того первого унылого часа рабочего дня, за который мои по-прежнему вялые ощущения и тело превращают любое задание в епитимью. Я пришел к заключению, что с более поздним приездом работа, которую я выполняю, несет на себе печать гораздо лучшего качества.

Слабо разборчивая речь рабочих фабрики и уборщика в баре («ниггеров», не побоимся этого слова, потому как цитата):

А все оттуда, что профисанального навыка нету… Ежли б я себе разование заимел, то веником бы не шваркал ни по какому полу у старой бляхи. — Будь хорошим… Хорошо себя поступай с дамой.

Гораздо более разборчивая, но такая же неправильная — необразованных, но стоящих чуть выше на социальной лестнице женских персонажей:

Если б у тебя понятие хоть какое было, ты б давно его уже в Благодарительную Больницу сдала. К нему б там шлан включили. Ему б там летрицкую розетку вставили. Игнациусу твому б там показали, где раки зимуют. Он бы там сразу себя вести стал. — Да-а?.. А скока это стоит? — Это бесплатно все.

Заполошная — образованной воительницы за права кого-нибудь:

…парочка моих друзей из группы групповой терапии бросили вызов их враждебности своей враждебностью и, в конце концов, изгнали этих реакционеров из аудитории.

Между прочим, спасибо за столь храбрый перевод Максиму Немцову, более стеснительному переводчику текст вряд ли бы удался.

***
Книга, написанная в 1963 году, была смешна. Опубликованная в 1980 — продолжала оставаться таковой. Прочитанная в начале XXI века — все еще смешна до невозможности. Изменились реалии? Так это только расширило возможности каждого из остолопов — можно почаще начинать сообщения с бессмысленного «Господа!» (с), публиковать глубокомысленные паблики по мотивам психологических «исследований», во время скучных часов на работе можно украсить не только свое место в офисе, но и свой уголок в соцсети.
А гротескный, противный, нудный и, может быть, даже сумасшедший Игнациусс Райли все так же размахивает бутафорской саблей, не имея возможности примириться с окружающей действительностью. И вот — жизнь равнодушного предпринимателя заиграла новыми красками, неудачливый полицейский сделался везунчиком, у подруги юности появилась новая цель, а злобная растлительница малолетних справедливо наказана.
И как же горько, что никогда-никогда мы не прочитаем еще одну книгу Джона Кеннеди Тула.