В детстве прочитал эту книгу несколько раз, и бесчисленное количество раз открывал на любом месте и читал урывками. В моем представлении “Двенадцать стульев” – это книга, которую читали все. Необходимая составляющая культурного кода, более важная, чем “Евгений Онегин” и “Мастер и Маргарита”.
Когда мне было лет двадцать, мне подарили эту “полную версию”. Тогда же я прочел выделенные курсивом, то есть не вошедшие в “канонический” вариант отрывки и комментарии.
На днях, чтобы скоротать час перед сном, я, не то чтоб по старой памяти (все-таки полжизни прошло с прошлого такого раза), но таки взял почитать “Двенадцать стульев” с произвольного места, а через десять минут решил прочитать с начала до конца. И вот, что я скажу.
Во-первых, мне не понятно, что же примечательного я находил в этой книге. Блеклые персонажи, примитивный сюжет, бедный язык. Хлесткие афоризмы уровня Остапа выдает сегодня каждый второй алкоголик-быдлобогемщик. Удивительно, почему вообще Остап так нравится читателям. Мелкий мошенник на доверии, многоженец, – нравиться людям, то есть другим персонажам, его работа, но ведь читателям-то прекрасно известны его корыстные мотивы и лживая натура. Пожалуй, дело тут в том, что люди никогда не видели человека, замозабвенно стремящегося к отвлеченной цели (какие бриллианты в 60-70-ее гг?). Картинные герои окружавшие интеллигента в то время строили коммунизм, боролись с отдельными недостатками и недоперевыполнением плана, а в реальности усилий героических стоили вещи совсем не литературные и киношные: получить Запорожец вне очереди, например. Конечно, на фоне таких героев сердце способны покорить даже апельсиновые штиблеты. Сегодня мы ежедневно и живьем и в медиа видим людей уверенно и планомерно идущих к миллионам, и на их фоне мошенства с немытой шеей просто смешны. Остап, конечно, продукт своей эпохи и в таком свете он может быть интересен, но все-таки он малохарактерен, и, поэтому, интересен меньше дворянина и священника, но изображения последних двух настолько карикатурны, что чтение романа лучше начать с книг и статей о нем, а сам роман не читать, а скорее препарировать и помещать на полку “так делали”: так изображали бывших дворян, так Кавказ, а так инженеров.
Во-вторых, удивительно, как все-таки устойчиво было российское общество. 1927 г: десять лет назад в стране была вроде бы совершенно другая эпоха, Родзянко и Пуришкевича вспоминают как каких-то полулегендарных персонажей (вспомните хотя б одного колоритного политика 2008 года, который вошел в анекдоты, например), с тех пор рухнула империя, прошла немецкая оккупация, военный коммунизм, гражданская война, красный террор, а люди живут примерно тем же, что и прежде: поп разводит кроликов, акционерное общество пускает городской трамвай, процветают всевозможные булочные артели и гробовые мастерские. К советской власти и персонажи и авторы относятся как к новому режиму, то есть как к новым людям во власти. Народ не сломлен, а лишь надломлен. Океаны крови, уничтожение вековой культуры, превращение мечт о свечном заводике в мечты о туалетной бумаге еще впереди.
Здесь же кстати упомянуть еще одно слабое место образа Остапа. Только что закончилась гражданская война, расстрелы, грабежи, черные кожанки и маузеры черной чумой прошлись по городам и весям, уголовников и жулья люди насмотрелись – глаз наметан, уметь отличить чекиста от рядового сына турецкоподданного – вопрос жизни и смерти. А вот Остап всюду проскакивает на дурачка. Даже Альхен, завхоз дома престарелых (кто сталкивался – поймет, это порода особая), обворовывающий Советскую власть матерый коррупционер, которым должна заниматься ОГПУ, то есть человек отчаянный, бандюган, на котором клейма ставить негде, не распознает в безносочном одессите своего младшего собрата по цеху, мелкую сошку, на которую плюнуть и растереть, всего и делов-то, лебезит и краснеет. Не верю!